Доживем до понедельника. Ключ без права передачи. Наталья Долинина

в ЧП, рассказанное директором.

      А чем возмущаться? Да, невмешательство – но просвещенное же, высоколобое, рассеянное, не успевающее просто переключиться с горящего «Очакова» на пепел от каких-то полуграмотных сочинений… А что, должна быть непременно охота переключаться туда? Он историк. Сам предмет – неужто не ограждает его? Безоговорочная любовь к предмету? Мысленное пребывание на месте П. П. Шмидта – нешто не освобождает от скандальчиков сугубо местного и сиюминутного значения?

      …Так допрашивал себя Мельников, и внутренний этот голос его набирал сарказм, иронию, злость! Класс же не держал против него зла в эти минуты; просто девятый «В» обалдел маленечко – и теперь, стряхивая оцепенение, лишь начинал соображать, кем и чем надобно тут возмущаться…

      – О чем я говорил? – спросил наконец Мельников с усилием.

      – Про пятнадцать строчек, что это немало, – подсказала Рита.

      – Да-да.

      Он взял со стола книгу, но глядел поверх нее, медлил… И вдруг, решив что-то, вышел из класса…

      Все замерло, а потом загудело тревожно:

      – Он к директору пошел, да? Наталья Сергеевна?

      – А куда ж еще-то! – опередил Наташу Михейцев. – Братцы, Шестопальчику хана – это точно!

      – А зачем сжигал? Не посоветуется ни с кем – и сразу сжигает…

      – Это все для оригинальности! Лишь бы повыпендриваться!

      – Ребята, тихо! – заклинала их Наташа.

      Однако страсти слишком долго консервировались, им нужен был выход.

      – По себе судишь-то! – кричали тому, кто заклеймил Генку.

      – Он объяснение написал, почитать надо…

      – Нет, а вообще-то он психованный.

      – Сама шизик.

      – Я-то нормальная. Я, может быть, без одной ошибочки написала, это у меня, может быть, лучшее сочинение за два года! Пусть он мне теперь отдает мою пятерочку! – наседала на Михейцева, главного Генкиного адвоката, одна голосистая блондиночка.

      – Тоже мне Герострат, – высказался Костя Батищев.

      – Кто-о?! – оскорбился Михейцев. – Ты выбирай слова-то!

      – Да тихо же, вы! – умоляла Наташа, и в ее положение вошел Сыромятников: он стал ходить по рядам, раздавая звонкие щелбаны всем, кто был особенно горласт.

      Некоторое успокоение эта мера принесла.

      – Послушайте, – сказала Наташа, и на сей раз послушались, замолчали все. – Я думаю, просто рано спорить. Сначала надо понять кое-что. Смотрите, какая странная вещь: девять лет вы учитесь рядом с человеком и не знаете о нем самого главного.

      – Кто, мы не знаем? Очень даже знаем. Он честный, – сказала Надя Огарышева и поглядела на одноклассников: может, возражения будут? Нет, не возразил ни один. Очень веско она это сказала.

      – А если честный… – Наталья Сергеевна не закончила фразу: эта предпосылка рождала выводы, непедагогичные и далеко ведущие…

      И все это поняли.

      – А знаете, чего я слыхал? – объявил неожиданно Михейцев. – Что наш директор Илью Семеныча из окружения вытащил, раненого…

      – Говорят, – не опровергла Наташа.

      – Наталья Сергеевна, а правда,