Голуби над куполами. Татьяна Окоменюк

зевнул Павел.

      – Понимаешь, если у нас есть воздух, вода и работает канализация, значит, у бункера имеются хозяева.

      – Ну, так чичи – и хозяева. Открыл Америку…

      – Да нет, – наморщил лоб опер. – Такие помещения обязательно состоят на учете у местных управляющих компаний. Рано или поздно там должны заметить существование левой точки, потребляющей воду, тепло, электроэнергию.

      – Жди, пока заметят, если нечего делать. Я же сольюсь, штурмуя выход. Сначала усыплю бдительность хачей, потом вырублю их чем-то тяжелым.

      – Нет, Джавдет мой, – хохотнул Юрий. – Встретишь – не трогай его.[6]

      – Ты че, стебешься надо мной? – начал заводиться Пашка.

      – Упаси меня бог! Я добрый, белый и пушистый.

      – Хороший мент – мертвый мент, – процедил Тетух сквозь зубы, поворачиваясь лицом к стене.

* * *

      Открыв глаза, Павел не сразу сообразил, что вокруг происходит. Стена, в которую он уткнулся носом, пахла плесенью, по ней ползали мокрицы и бегали тараканы. На одной ноте гудела труба, проходившая как раз над его головой. Свет в помещении был довольно тусклым, воздух затхлым и влажным. Сам он, полностью одетый, валялся на нарах. С соседних – на него щерилось лохматое небритое существо с лицом землистого цвета. За столом восседал тощий дядька с бабским хвостом на затылке. Макая указательный палец в ложку с белым порошком, он сосредоточенно чистил им свои зубы.

      В углу комнаты на коленях стоял самый настоящий батюшка. Уставившись в карманный иконостас, состоящий из трех образков – каждый размером с открытку – он что-то бормотал себе под нос. Пашка прислушался. «Господи, дай мне с душевным спокойствием встретить все, что принесет наступающий день и всецело предаться Воле Твоей Святой. На всякий час сего дня во всем наставь и поддержи меня…».

      «Утренняя молитва, – догадался он, переводя взгляд на усатого, коротко стриженного качка, подтягивающегося на вбитой в дверной проем металлической трубе. – Куда я попал? Фантасмагория какая-то!».

      Во рту был неприятный медный привкус, живот урчал, в ушах стоял высокочастотный звон, похожий на стрекот кузнечиков. Руки и грудь Павла были покрыты мелкой сыпью и немилосердно чесались. Беспокоила боль в подложечной области. Мужчина попытался встать, сделав рывок корпусом, но приподняться удалось лишь наполовину.

      Увидев в своей постели пластиковые бутылки с прохладной уже водой, Паштет вспомнил все. Лучше б не вспоминал… Жил бы счастливо в полном неведении и, подобно Владику, тянул бы всем счастливую лыбу.

      – С добрым утром, Павел! – поприветствовал его Русич. – Как самочувствие?

      – Издеваешься, бесогон? – спустил тот ноги со шконки. – Как в этом замесе можно себя чувствовать? Только, как камбала, которая уже лежит на сковородке, но глазами еще вращает.

      – Ничего, бог управит, – не обиделся Русич за бесогона. – Жизнь от идеала, мил-человек, отличается так же, как метр плотника от эталона в палате мер

6

Реплика Саида, героя истерна «Белое солнце пустыни».