Голуби над куполами. Татьяна Окоменюк

огребут по самое «не балуй».

      – «Жаль только – жить в эту пору прекрасную уж не придется – ни мне, ни тебе», – процитировал Бурак Некрасова.

      – Не ссы, отобьемся! – похлопал его по плечу Паштет. – Мы на их похоронах еще не одну гармошку порвем.

      В луч света, испускаемый стоящим на полу фонарем, попала какая-то крупная движущаяся точка. Ползла она прямо на мужчин со стороны технического зала.

      – Япона мать! – едва слышно прошептал Лялин. – Это что еще за явление?

      – Че, мент, дристанул чуток? Это тебе не сокамерников в муке валять.

      – Нет, правда, что это? – вжался в стену белорус.

      Со словами «щасс познакомимся» Тетух двинул навстречу неведомому существу. Последнее предусмотрительно замерло на месте, прикинувшись камешком.

      – Я кукарача, я кукарача,

      а я черный таракан.

      Я кукарача, я кукарача,

      А ну, налей еще стакан,

      – заголосил вдруг Пашка, вскидывая ноги высоко вверх. Исполнительницы канкана могли бы ему сейчас позавидовать.

      – Еще один артист в звании народного, – хмыкнул опер. – Принимай его, Иван, в свою труппу. Будет у тебя на подтанцовке.

      Существо тем временем продолжило движение, неспешно перебирая своими мохнатыми лапками. Оно и впрямь оказалось огромным усатым тараканищем, ярко-фиолетовым и блестящим, как спелая слива.

      – Между прочим, это – тропический вид, – Павел поднял вверх указательный палец. – Я по зомбоящику передачу про него смотрел. Там профессор Букашкин втирал, что размножаются они молниеносно, поэтому плотно оккупировали подвалы домов и тоннели метро. Но москвичам не стоит впадать в отчаяние. Если тропиканы уже завелись, все другие виды тут же сливаются. Потому как с ними соседствовать – себе дороже. Это называется эээ… видовой нетерпимостью. Ну, как у нас с муровским правохрЕнителем!

      Лялин подошел к таракану и с хрустом размазал по бетонному полу его пятисантиметровую тушку. Белорус вздрогнул. Сам он и муху убить не мог. Потому как та – живое существо. Даже в детстве, когда его ровесники привязывали к хвостам кошек консервные банки и стреляли по воробьям из рогаток, он часами загонял в сачок залетевшую в квартиру пчелу, чтобы потом выпустить ее на улицу. Носил к речке заблудившихся лягушек, уговаривал пауков уходить к соседям, хоронил раздавленных червяков.

      – Плохая примета, – прохрипел Иван. – Нельзя так обходиться с хозяином подземелья. Будет мстить.

      – Кончай бредить. Нам дела нет до чужих тараканов. У нас собственные строем маршируют, – почесал Юрий висок, глядя на Пашку.

      Тот недовольно засопел, но от реплики воздержался.

      Следующая дверь, пятнистая от осыпавшейся краски, тоже оказалась закрытой. И опять заржавевший штурвал нельзя было сдвинуть с места. Когда Лялин окончательно выбился из сил, на смену ему пришел Паштет. Минут через пятнадцать коллективными усилиями мужчины добились проворота. И только. Штурвал бестолково вращался на круглом штыре, а дверь все не открывалась. Тетух вытер со лба пот, выматерился.