Уйти. Остаться. Жить. Антология литературных чтений «Они ушли. Они остались». Том III. Антология

я не помню небо наизусть.

Полёт шмеля

      Лето – тело глагола лететь.

      Продолжу эту мысль: всё лето, что летит

      попутно запахам, ветрам тропами стародавними.

      Литой налитый бок жука кружащего – латынь,

      латынь летящих лапок, крыльев, стрекотания.

      Язык полёта нами позабыт: слепень,

      и непрочитанная птица – буква первая…

      Я верю Ветхому Завету, что на пятый день

      вода родила пресмыкающихся – верую

      уже затем, что знаю: небо и рождение —

      для птиц одно. И птица – птица только в небесах.

      Но с середины августа – время приземления —

      земля становится тяжёлой… Скучно объяснять,

      как делается то, что сам я не умею… Ужас

      уж пишет на песке – к воде. Вода родила гадов…

      И лучше обо всём на свете представлять. Но хуже

      об этом говорить… Вот шмель летит. И музыки не надо

      писать к его полёту.

* * *

      Замедляется время, когда растрёпанный куст

      рябины, всю ночь проспавшей за моей оградой

      и позабывшей спросонья ветра железистый вкус

      и непонятные дереву мёртвые формы грядок,

      замедляется время, когда рябина в глаза

      настойчиво взглянет – деревья становятся зрячими,

      когда почуют знакомца. Но это нельзя доказать,

      как мысль чужую увидеть. Взгляд умирает в прозрачном,

      если только не выдумает цвет, объём и рельеф

      Атлантиды подводной и строй небесных лесов.

      А неприметное время – со второстепенных ролей —

      в любом финале есть главное действующее лицо,

      когда оно остановится. Невидимость – свойство движения

      не только времени… Медленно рябиновый куст

                                    перекрестит меня.

      А небо сегодня иное: будто на поле сражения

      растёт голубая трава сквозь рёбра облака перистого.

Заблудившиеся в уме

      Тени вещей тяжелее вещей. На мне коченеет

      тень потолка – и кожа моя превращается в наст.

      Смешно объясняться словами – как с человеком —

      с собою самим, ибо точно: кто-то из нас

      не человек, а некто, родственный тени,

      игра моего очертанья, забава светил…

      Насколько ничтожно в пространстве ума моё тело,

      настолько я сам бесконечен – не уследить,

      и страшно не вернуться, меж звёзд заплутавшись,

      остаться в истории древнего мира, прогулку продлив,

      увлёкшись беседой о мире и людях с Плутархом,

      слова чередуя с вином. Вино образует пролив

      меж двух океанов, судеб и эпох, пространств и наречий…

      Заблудшие в мыслях идут сквозь людей – и нет им оград…

      Смешно объясняться словами – как с человеком —

      с собою, достигшим края Вселенной, нащупавшим край.

После дурного сна

      Через соломинку высасывает свет

      остатки сна в зрачках. И вновь

      настало утро. А вчерашняя постель

      покалывает тело сеном снов.

      День,