Три поцелуя. Питер, Париж, Венеция. Ринат Валиуллин

все еще возился я со своей едой. Да, теперь это уже было не лакомство, а еда, не прошло и десяти минут, вот так же и с некоторыми людьми, не замечаешь, как они становятся для тебя просто едой, ежедневной, необходимой, но едой, уже не лакомством.

      – Почему женщины не приходят порой на свидания?

      – Я совершил одну грубую ошибку. Я озадачил ее, но не дал отдышаться. Знаешь, как хорошему вину, его надо открыть и, прежде чем пить, дать отдышаться несколько минут.

      – Ты же знаешь, я вино не люблю.

      – Это не так важно, в общем, потом его можно пить, сколько душе угодно.

      – Ты хотел сказать, ее?

      – Ну да, ее. Если вино кислит, значит, ты недостаточно охладил его своей страстью. Любовь – это искусство, где любая ерунда может как вдохновить, так и разочаровать.

      – Где ты только их находишь? Складывается такое впечатление, что женщины просто преследуют тебя.

      – Нет, просто я ими дышу. Когда их нет рядом, будто кислород заканчивается. Жизненная необходимость, понимаешь? Да и работа. Кто, думаешь, ходит на эти тренинги личностного роста? Женщины в основном, мужчине, прежде чем переступить порог наших курсов, необходимо признать свою неполноценность, некомпетентность, отсталость от жизни, если хочешь. Позвонить нам – значит переступить через себя. А кто на это готов? – Очень немногие. Женщины активнее, смелее, а главное – любопытнее. Сейчас поедим, и я тебе расскажу еще одну историю.

      – Я тебе тоже расскажу еще одну историю, может, не так красочно, как ты, но не суди строго. Я шел по тротуару, рядом – девушка, мы двигались с одинаковой скоростью, почти касаясь друг друга. Казалось, даже шаг в шаг, в руках у нее трепыхалась оранжерея живых красных роз. Мы, незнакомые абсолютно, соседи по тротуару, просто совпали по времени. Шли люди навстречу, после они долго оглядывались. Я чувствовал, нам завидовали. Некоторые – мне, некоторые – ей.

* * *

      Я проснулся на заре. Сон ушел чуть раньше, не дождавшись рассвета. Рядом спала Фортуна. Слышно было теплое дыхание: ее голова повернута ко мне, она смотрела затворенными глазами, рот чуть приоткрыт, будто она не решалась что-то сказать, что-то очень важное, например: «хватит храпеть», или «сними с меня свою ногу», или «у меня есть другой», или «поцелуй меня, я уже закрыла глаза». Правая ее рука прижилась на моей груди. Мне пришлось выселить ее восвояси. Я откинул одеяло и поднялся.

      Подошел к окну, посмотрел в забрызганное осенью стекло и подумал: «Зачем так долго, зачем так часто барабанить с утра прямо в голову, я давно уже понял тебя, дождь, ты капля, одна большая, расчлененная на части, – пытался я остановить пальцем ее ход. – Ты хочешь непременно, чтобы я выглядел таким же вот разбитым и несчастным. Нет, не пройдет», – но тщетно, струйка, не обращая внимания на мои пальцы, устремилась вниз. Я находился по ту сторону дождя, в одних трусах, но это не мешало мне мыслить философски. Как это приятно – находиться иногда по ту сторону.

      «Я понял тебя, дождь, ты мокрый, можно даже не трогать». И это ощущение холодного окна позволило продолжить мысль, будто посредством своего пальца, которым я двигал по стеклу, словно