Елисейские Поля. Ирина Одоевцева

покорно садится. Дверь в сад открыта, там темно и цветы. Диван широкий, много подушек. Арсений с любопытством рассматривает ее:

      – Какая смешная, какая хорошенькая. И губы намазаны. Так вы любите меня?

      – Люблю, – грустно и устало отвечает Люка.

      – Давно?

      – Всегда.

      – А вы никому не скажете, Люка?

      – Я ведь дала уже честное слово.

      – Нет, поклянитесь, Люка, что не скажете. Если кто-нибудь узнает, главное Вера. Клянетесь?

      – Зачем же Вере рассказывать? Ей неинтересно…

      – Клянетесь, что не скажете ей?

      – Клянусь. Никому…

      – А теперь…

      Он наклоняется к ней. Черные блестящие волосы, черные блестящие глаза, и губы его так близко. Эту минуту она ждала всю жизнь.

      – Так вы любите меня, Люка?..

      – Люблю, – вздыхает она.

      Он обнимает ее голые плечи, притягивает к себе:

      – Любите? – и целует ее в губы.

      Люка порывисто вздыхает. Она, как испуганная птица, сидит на самом краю дивана. Из-под бального платья смешно выглядывают ноги в коротких детских чулках. Он целует ее голые, надушенные колени. Губы у него холодные. Шелковое платье шуршит. Она тихо вскрикивает, закрывает глаза и беспомощно опрокидывается на спину, в мягкие подушки…

      Тихо, слышно только, как стучит сердце, как шуршит шелк под ее пальцами. Тихо, мучительно, блаженно…

      Но ведь это уже было… И эти ледяные губы, и нежные руки, и мучительный, блаженный страх. Только где? Когда? Люка открывает влажные глаза. Слезы текут по щекам. Отчего она плачет? Ведь ей так хорошо… Это уже было. И эта слабость… И этот лунный свет… Но где? Когда?..

      – Азраил, – вдруг вспоминает она, – Азраил…

      Черные глаза наклоняются над ней.

      – Что? Что ты говоришь, Люка?

      – Азраил, – повторяет она. – Нет. Не Азраил. Ты – Арсений.

      4

      Вера проснулась от стука в ухе. Это сердце. Надо лечь на правый бок, чтобы не мешало. Она осторожно поворачивается. Нет, все равно стучит. И на правом боку лежать еще неудобнее, еще тяжелее. Так устала, а не заснуть больше…

      – Вам страшно? – спрашивает скрипучий голос над самым ухом.

      – Еще бы, – отвечает другой. – Здесь стены в пять сантиметров и крысы без зубов…

      – Да, скверный дом…

      Вера вздрагивает и открывает глаза. Никого нет. Все тихо…

      Сквозь неплотно задернутые шторы слабо светит луна. В темноте вещи кажутся громадными и угловатыми.

      Вера приподнимается на локте, оглядывается. Куда она попала?.. Где она?.. Она ощупывает свое лицо, волосы, подушку и садится, сбросив одеяло. Зеленоватый свет луны падает прямо на ее свесившиеся с кровати белые ноги. И, как всегда ночью в темноте, она вспоминает о смерти.

      «Я умру. Я скоро умру…»

      Она вытягивает ноги вперед, шевелит пальцами. Зеленоватый лунный свет падает прямо на них.

      «Мои ножки. Мои бедные ножки. Я буду лежать в земле, и черви будут есть мои белые ножки».

      Она нежно гладит свои колени.

      Ей так грустно. Так жаль себя.

      «Я умру. Может быть, я уже умерла?..»

      Но