Елисейские Поля. Ирина Одоевцева

сбегает с лестницы, держась за перила. Темно, если упасть – грохот, весь дом разбудишь. Но по лестнице еще просто, а в темной комнате как найти окно? Люка, будто слепая, шарит вытянутыми руками, только не наткнуться бы на стул. Окно должно быть тут направо. Куда же оно делось? Так вся ночь пройдет. Но рука дотрагивается до холодного стекла. Вот оно, вот оно.

      Люка толкает ставни и, подобрав длинное платье, прыгает в сад. Окно высоко, она падает на землю. Ничего, ничего… Люка бежит. Кусты цепляются за длинное платье. Черные тени дрожат на дорожке, черные ветки шумят над головой. Страшно. А что дальше будет? Может быть, вернуться?.. Нет… Ни за что.

      Люка бежит по пустой улице. Вот его дача. Неужели калитка заперта и придется через забор? Но калитка открыта. Вот сейчас, сейчас. Надо успокоиться. Что она скажет?.. Как бьется сердце… Он еще не спит, в окне свет. Люка стучит в ставню, и окно распахивается.

      – Кто тут? – спрашивает Арсений, всматриваясь в темноту.

      Он без пиджака, и воротник расстегнут.

      – Это я… – тихо говорит Люка.

      – Ты?.. – Его голос вздрагивает от радости. – Я не ждал тебя. Я сейчас открою…

      Люка бежит к балкону. Конечно, он не ждал. Но он рад…

      Гремит замок. Со стуком соскакивает крюк. Дверь открывается.

      Он стоит в освещенном четырехугольнике. Он протягивает ей руки:

      – Как же ты смогла выбраться? – И вдруг испуганно отступает назад.

      – Люка? Вы? Что случилось? Вера?..

      Люка трясет головой:

      – Ничего не случилось.

      И сразу все становится непонятным и смутным, как во сне. Что такое говорит Арсений?

      – Зачем вы здесь, Люка?

      – Я пришла к вам.

      Ведь он только что так обрадовался…

      – Но зачем?

      – Я пришла к вам… – Голова начинает кружиться, лучше опереться о стенку, чтобы не упасть. – Я уже была у вас днем.

      – Были у меня?

      – Да, и… я прочла письмо, то, в ящике, – говорит она тихо.

      – Вы прочли? Значит, вы знаете.

      Она кивает:

      – Да, знаю…

      Так тяжело, так смутно. И о чем он спрашивает, разве не ясно? А может быть, всего этого нет, все это только снится. Этот полутемный балкон, и открытая дверь, и лампа на столе.

      – Люка, – Арсений берет ее за руку, – ведь вы славная девочка, вы хорошая девочка, не правда ли? И вы никому не скажете, дайте честное слово, что не скажете?

      Зачем он это? И кому она может сказать?

      – Ну дайте же слово.

      – Честное слово, – говорит она тихо.

      Все непонятно. Совсем, совсем не этого она ждала.

      – Помните, Люка, если вы проговоритесь, будет страшное несчастье. Я вам верю. Никому, слышите. Ни даже самой Вере.

      – Ну конечно. Раз никому, так и не Вере.

      Он выпускает ее руку:

      – Так помните, никому, – и улыбается, успокоенный. – А читать чужие письма стыдно, Люка. В особенности такой милой девочке, как вы. Но вы больше не будете, не правда ли? А теперь бегите домой.

      Как домой?.. Он посылает ее домой?..

      – Я пришла, – говорит она хрипло, собрав последние силы, – оттого,