Так умирают короли. Владимир Васильевич Гриньков

смотрел на Загорского так, как смотрит на непослушного питомца дрессировщик. Он был удивительный человек, этот Самсонов. И оставался для меня пока загадкой. Будто я не готовился с ним вместе к съёмкам, не бражничал за одним столом, а был просто зрителем, имея возможность наблюдать только издали.

      Загорский с неохотой поднялся, взял Кожемякина в охапку и поволок из комнаты.

      – Они неплохо дополняют друг друга, – оценил Самсонов, словно подводя итог многолетним наблюдениям.

      Я не вмешивался в происходящее, хотя всё это мне совершенно не нравилось. Была у событий какая-то подоплёка, которую пока от меня скрывали. И спросить было не у кого.

      – Тебе что-то не нравится? – осведомился Самсонов.

      Я даже вздрогнул от неожиданности. Хотел было ответить, что ему показалось, но вдруг понял, что это не что иное, как трусость.

      – Вообще-то да, – сказал я, дерзко глядя ему в глаза. – Но пока не разобрался, что именно.

      Самсонов, как я видел, опешил. А сидевшая рядом со мной Светлана даже затаила дыхание.

      – Ничего, разберёшься, – после паузы произнёс Самсонов, вроде бы совершенно безобидно.

      Но я понял, что стоит за его словами.

      Он хотел сказать мне, что придёт время, и он меня заломает. Как заломал несчастную Светку. Как заломал рафинированного аристократа Загорского. Но я ему не девочка и не Загорский: у меня воспитание вологодское, так что рога ему запросто поотшибаю. Самсонов, наверное, что-то прочитал в моём взгляде, потому что хмыкнул, подводя черту под нашим с ним противостоянием, но только на сегодня.

      – Достаточно, потешились, – сказал он и извлёк из кармана толстенную пачку купюр.

      И на глазах у нас разделил ее на пять равных частей.

      – Забирайте!

      Дёмин взял деньги первым, потом Светлана, и только я замешкался.

      – Бери, – сказал мне Самсонов. – У нас всё по-честному. Заработал – получи.

      Наверное, такое происходило у них после каждой съёмки. Я взял деньги. И спросил:

      – А где расписаться?

      Дёмин с Самсоновым переглянулись, после чего Самсонов сказал со смешком:

      – Я все-таки не ошибся, когда брал тебя на роль «придурка».

      Это было обидно, но обижаться не на кого – сам нарвался. Светлана вновь незаметно положила ладонь на моё колено. К счастью, вернулся Загорский. Причитающиеся деньги он взял со стола небрежным жестом человека, привыкшего легко их получать и так же легко тратить. Дёмин уже выскочил из комнаты. Самсонов отвернулся к окну и потягивал из высокого стакана пиво.

      – Что вы видели в Москве, Женя? – спросил у меня Загорский.

      Он опустился на стул и закинул ногу на ногу.

      – Практически ничего. На Красной площади был, на Тверской улице.

      Загорский почти незаметно, одними глазами, улыбнулся, но в его едва угадываемой улыбке не было ничего обидного. В этом и заключается, наверное, отличие аристократов от плебеев. Аристократы не способны обидеть.

      – Это не та Москва, Женя. Настоящая Москва глубже, тоньше, духовнее. Вы видите фасад, а я покажу вам этот город изнутри.

      – Как Гиляровский,