Я здесь живу. Мария Ботева

Мне вдруг показалось, что мы живём в деревне давным-давно.

      – Позавчера! – отозвался Лёнчик. – Да я уже три недели компьютера не вижу. С тех пор, как Андрей Олегович уехал в отпуск. Он мне хотел ключи оставить, да я говорю: куда мне летом? Не до компьютера же, работать надо.

      Он поглядел на свои руки.

      – Пальцы, – говорит, – стали такие, что осенью по кнопочкам не буду попадать.

      Руки у него и впрямь были тёмные, загрубевшие. Под ногтями грязь. Он поднял обе руки, чтобы мы лучше видели. И Пальма, лежавшая спокойно, тихо зарычала на него. Мало ли, с чего это он руки протягивает…

      Видать, Анна Ивановна так чётко объяснила ей, что мы свои, что Пальма и усвоила сразу назубок: нас надо защищать.

      – У, псина, – сказал один из Лёнчиковых товарищей.

      Я тут же съязвила:

      – Да уж, не повезло вам, что мы с собакой!

      Костя погладил её между ушей.

      – Пальма спасла нас.

      Лёнчик кивнул:

      – Она всех спасла. Ты бы нам головы пальцем раскроил. А потом самому пришлось бы отвечать…

      Я, кажется, одна заметила, как он сострил. Совсем не смешно. Как будто Костя такой герой, что одним пальцем их бы победил. Все видели – у него железка…

      Костя сказал:

      – Это – оборона.

      Лёнчик подумал и стал оправдываться:

      – А что обороняться? Не собирались мы вас бить.

      Чернявый ему поддакивает:

      – Так само вышло. Мы ведь только пугнуть хотели, как всегда.

      Лёнчик объясняет:

      – Собакинских пугнёшь, когда их мало, – они и улепётывают…

      – Собакинские – слабаки, – поддерживает его чернявый. – Вот у них пляж, а ты скажи, кто у них плавать-то умеет?

      Как будто Костя знает хоть кого-то из собакинских.

      – Они и на турнике не могут, – злобствует чернявый. – Хотя у них площадка… В школе Максимов повиснет на турнике и ногой делает вот так…

      – Да ладно тебе, Игорь же всё может, – перебил его Лёнчик. – И Андрей Еловых…

      Чернявый нехотя согласился:

      – Ну, только они двое.

      И снова к нам повернулся:

      – А тут гляжу – странные собакинские что-то. Дерзят нам…

      – Ага, – подтвердил и третий их товарищ. – Мы думали, они забыли, с кем говорят. Пора напомнить… Это вышло…

      Он задумался, припоминая слово.

      – Это. Вот. Недоразумение.

      Я уже поняла, что Лёнчик в их троице главный. Того чернявого, что лаял по-собачьи, а после удирал, Шуриком звали. Это оказался Катин брат. А того, что сзади напасть хотел, звали Серёгой Ужовым. У него было тонкое, красивое лицо. Длинные пушистые ресницы – хлопьями вокруг глаз. Такие ресницы – мечта любой девчонки.

      С его лицом только в кино сниматься. Конечно, если бы оно было не такое глупое.

      Серёга поймал мой взгляд, смутился. Буркнул:

      – Сами виноваты. Надо было не молчать, что вы никакие не собакинские…

      Нога у меня болела всё сильнее. Только что я могла на ней стоять и даже прыгать. Прыгнула же на этого… Серёгу… Но теперь до неё стало больно даже дотронуться. У щиколотки она опухла. Я села в траву и не представляла,