Луна. Укройся волнами, начни сначала. Евгения Сергеевна Сергиенко

инициатива с нашей стороны – это стыд. Мы с Сосо все обсудили еще перед их переездом. Для такой ситуации Лунаи лучший вариант, они берут ее юной и воспитывают под себя, как в старые добрые времена. Чем раньше поженятся, тем лучше.

      – Вы уже договорились о дате? – мамин голос вздрагивает.

      Отец вздыхает, отходит от окна и садится напротив нее за стол.

      – Не позднее, чем в конце октября. Пока не испортилась погода, и циклоны не пришли. У Горгадзе, как и у нас, много родни, они хотят широкий праздник.

      Мама протяжно всхлипывает и закрывает лицо руками.

      – Чуть больше месяца, – слезно говорит она. – Может быть, мы можем немного отодвинуть дату? Перенести хотя бы на начало следующего года или на весну?

      – Можем, – строго отвечает отец. – Но зачем? Чтобы Лунаи успела себя накрутить? Чтобы Эдгар, сын Сосо, освоился здесь и приметил кого-то поинтересней? Или ты просто сомневаешься в моем решении? Хочешь дать Лунаи время, так же, как когда-то дали время тебе?

      Последнюю фразу отец произносит особенно тихо и зло.

      – Нет, – мама качает головой. – Я не сомневаюсь в твоем решении.

      – Значит, больше не задавай глупых вопросов и не упрашивай меня. Я поступаю в интересах нашей семьи. Только в интересах семьи.

      Глава 15. Вечерний улов

      Темнота блуждает внутри меня.

      Кружит, запутывая сознание, бьет пустотой по мыслям, как только я пытаюсь дотянуться хоть до какого-то воспоминания и ухватиться за него.

      Темнота допускает меня только к самым краям памяти, дает лишь слегка прикоснуться к прошлому.

      Возможно, она просто меня бережет.

      Где-то рядом снова слышны детские голоса, шелест страниц, топот ботинок и отголоски разговоров. Но сейчас я слышу что-то новое, вернее, старое и очень знакомое, почти забытое и родное – я слышу голос мамы.

      Сразу и без сомнений я понимаю, что этот женский глубокий голос принадлежит моей маме. Не могу уловить смысл, но испытываю уверенность, что она говорит со мной о чем-то очень важном, пытается то ли успокоить, то ли приободрить меня.

      Мама говорит торопливо и тяжело, я знаю, что ее обычная речь не такая, что мама мягкий и добрый человек, нежная женщина. Но теперь ее слова летят как неровная стая птиц, срываются то на высокие ноты, то, наоборот, переходят почти на шепот.

      В этом воспоминании мне волнительно и даже страшно. Единственное, чего я хочу – обнять маму, прижаться к ней и разрыдаться. Но почему-то, не делаю этого.

      Я чувствую усталость, словно я бежала издалека, ощущаю ветер в волосах и густой запах моря, перемешанный с запахом зеленеющей листвы.

      Воспоминание отступает так же быстро, как и появляется.

      Открываю глаза.

      Снаружи меня тоже окружает темнота, а в мыслях снова играет мелодия саксофона.

      Поднимаю руку и нащупываю сначала одеяло, затем подушку, затем край москитной сетки. Значит, я все еще в том же доме, на той же постели.

      Перед внутренним взором проносится злое лицо Эдгара, и я сжимаюсь