Луна. Укройся волнами, начни сначала. Евгения Сергеевна Сергиенко

сознанием падаю в нисходящий на меня свет. Отчего-то на душе становится спокойно и ясно, я не думаю ни о страхе, ни о боли, а лишь смотрю на огромную круглую лампу посреди черного неба в центре маленького окна.

      Шорох раздается справа от меня.

      Снова вздрагиваю и, оторвав взгляд от луны, смотрю в направлении звука. Темный человеческий силуэт моментально оказывается посреди комнаты.

      Ох, нет. Я разбудила Эдгара.

      – Встала? – как всегда резко говорит он. – Выздоровела, значит?

      – Я, я… иду в туалет, – отвечаю еле слышно.

      – Ну хоть так, – отрезает Эдгар и исчезает в темноте.

      Огромный бело-желтый шар продолжает укутывать меня в свой свет.

      Добравшись до цели, нащупываю рукой выключатель и вхожу в уборную, очень тесную, но чистую. Придерживаясь за стену, уже собираюсь справиться со своей задачей, но останавливаюсь, увидев небольшое круглое зеркало.

      Дрожь пробегает по телу.

      Зеркало висит в неприметном месте за душевой кабиной, оно совсем маленькое, серое и потрескавшееся от времени. Кажется, этим предметом здесь совсем не пользуются.

      Делаю шаг к нему, но, испугавшись, замираю.

      Я не помню себя. Совсем не помню своего лица.

      Горячие слезы обжигают глаза. Ловлю мокрые капли пальцами и обнимаю ладонями лицо. Острые скулы, густые брови, родинка на виске и огромные ссадины под волосами – вот все, что я узнала, изучая себя.

      Но отступать некуда.

      Если я хочу вспомнить, кто я и почему оказалась здесь, нужно быть смелой.

      Тянусь к зеркалу, но снова останавливаюсь.

      А хочу ли?

      Какой была моя жизнь, если ее финалом я выбрала шаг со скалы? Как я жила, если захотела умереть осознанно и не оставила самой себе выбора? Если собственная память уже несколько дней не пускает меня на свои просторы и отсылает только к детству?

      Нет, я не хочу! Не хочу!

      Зажмурившись, вытираю щеки.

      Но я должна!

      Где-то там живет прошлое, которое я бросила по ошибке или глупости. И в этом нужно разобраться – во что бы то ни стало, как бы ни было больно и страшно.

      Быстро, чтобы не передумать, подхожу к маленькому зеркалу и, сняв его со стены, подношу ближе.

      Голубые глаза, длинные ресницы, серая кожа.

      Это – я.

      Это – мое лицо.

      Я очень смутно помню его и, кажется, почти совсем не знаю.

      Первое, за что цепляется взгляд – незаживший шрам, что идет от виска ко лбу и теряется в светлых прядях.

      Я думала, что вся моя рана скрыта под волосами, но нет. Ее уродливое начало зияет при первом же взгляде на меня.

      «Гребаные суицидники…» – голос Эдгара проносится в мыслях. Руки начинают дрожать.

      Теперь, глядя в зеркало, я всегда буду пытаться вспомнить и представлять свой шаг со скалы. Шаг, на котором оборвалась одна жизнь и началась другая.

      Изучаю отражение дальше, и дрожь становится все сильнее: голубые глаза с темными вкраплениями похожи на пустующие планеты, в них столько боли и отчаяния, словно передо