Подвиги Рокамболя, или Драмы Парижа. Понсон дю Террайль

слушай, – сказал он, – если ты хочешь видеть в последний раз своего сына и если ты не пожелаешь, чтобы я замарал скандальным процессом твою память, то ты должен сейчас же подписать документ, которым ты возвратишь настоящему наследнику все то, что ты украл у него. Я должен найти его.

      – Это излишне, – пробормотал старик, – я наследовал полковнику Кергацу только потому, что предполагалось, что его сын умер; а теперь ему стоит только показаться, чтобы закон ввел его во владение всем имением.

      – Это верно, – согласился Бастиан, – но как доказать, что это он?

      Умирающий вместо ответа указал рукой на маленькую шкатулку.

      – Мучимый совестью, – сказал он, – я написал историю моих преступлений и положил ее вместе со всеми бумагами, которые помогут узнать ребенка.

      Бастиан подал шкатулку умирающему, который отворил ее дрожащими руками и вынул оттуда связку бумаг.

      – Хорошо, – сказал тогда старый гусар, – я найду ребенка.

      И потом добавил растроганным голосом:

      – Я прощаю тебя – и ты увидишь своего сына в последний раз.

      Сказав эти слова, Бастиан торопливо вышел из комнаты умирающего, спустился с лестницы и, проворно вскочил в стоящую у подъезда карету, крикнул кучеру:

      – Пигаль – мигом!

      Умирающий остался один – у него уже было только одно желание: свидеться в последний раз со своим сыном, и это желание поддерживало еще его угасающие силы.

      Прошло около часа.

      Наконец дверь отворилась, и как будто само провидение пожелало еще раз опечалить последнее чувство этого человека.

      В комнату, где уже витала смерть, вошел его сын в ярком маскарадном костюме.

      – О! – пробормотал Фелипоне. – Это уже слишком!

      И, повернувшись к стене, он испустил последний вздох, прежде чем его сын подошел к нему.

      Андреа взял его за руку и приподнял ее – она уже начинала холодеть, он дотронулся до его сердца – оно уже не билось.

      – Он умер, – заметил он хладнокровно, – а жаль.

      В эту минуту на пороге комнаты показался еще человек.

      Андреа обернулся и отступил на шаг.

      Перед ним были два человека, скульптор Арман и Бастиан.

      – Господин виконт Андреа, – начал Бастиан, подходя к нему, – ваш отец убил первого мужа своей жены, потом бросил в море вашего старшего брата, но этот брат не умер… вот он, – и он указал Андреа на Армана.

      – Этому-то брату ваш раскаявшийся отец при смерти отдал все то, что он похитил у него и что было должно перейти к вам. Вы здесь у господина графа Армана де Кергаца, а не в своем доме… Выйдите отсюда.

      Андреа в ужасе смотрел на Армана, который сделал несколько шагов вперед, грубо взял его за руку и, подведя к окну, сказал:

      – Смотри, вот тот Париж, где ты хотел быть при помощи твоего громадного состояния злым, духом, я заменю тебя и постараюсь быть в нем добрым гением. А теперь – вон отсюда, так как я могу забыть, что у нас была одна мать, вспомнив твои преступления и женщину, которую ты убил… Вон!

      Арман говорил повелительно,