Подвиги Рокамболя, или Драмы Парижа. Понсон дю Террайль

умер от горя… и я была его убийцей…

      – Бедная Марта! – прошептал скульптор, беря за руку молодую женщину.

      Марта вытерла глаза и продолжала:

      – Мой отец умер, я осталась одна. В первые дни траура он был особенно внимателен ко мне, но скоро все вошло в свою колею, и он по-прежнему стал смотреть на меня как на свою игрушку. Может быть, он и любил меня, но так, как любят статую, собаку, лошадь…

      Тогда я решилась бежать от этого человека. Но куда бежать?.. Куда идти?..

      Однажды вечером, в театре, Андреа поссорился с одним молодым австрийским офицером, вызвал его на дуэль, которая должна была состояться на другой день.

      Оружием были выбраны пистолеты; согласно условию, противники должны были приближаться друг к другу и стрелять по желанию.

      Офицер стрелял первый и сделал промах, тогда Андреа продолжал наступать на него.

      – Стреляйте же! – кричали ему секунданты.

      – Нет, еще не время, – ответил виконт и подошел так близко к своему противнику, что пистолет коснулся его груди.

      Офицер не пошевелился и стоял самым спокойным образом.

      Другого бы подобная смелость обезоружила, но негодяй не признавал жалости.

      – По правде, – сказал он, улыбаясь, – вы еще так молоды, что для вашей матери будет большим горем узнать о вашей смерти.

      И при этих словах он выстрелил.

      – Презренный, – прошептал с отвращением Арман.

      – Это еще не все, – продолжала Марта, вздохнув. – Андреа был игрок, по счастью, ему так везло, что он несколько месяцев подряд выигрывал громадные суммы… Наш дом превратился в игорный, где разорилось множество молодых людей из лучших миланских фамилий. Но наконец и его счастье отвернулось от него.

      Однажды ночью, когда они играли в садовой беседке, Андреа проиграл громадные суммы. Все уже разъехались, и виконт играл только вдвоем с бароном Сполетти, который и был его счастливым партнером этой ночи.

      Андреа был бледен и взволнован, и его бледность увеличивалась по мере того, как его банковые билеты переходили на сторону барона.

      Сполетти играл совершенно хладнокровно, как вообще все люди, которые верят в свое счастье. Около него лежал портфель, туго набитый банковыми билетами, и он отвечал на все суммы, какие только ни назначал Андреа.

      Наконец дело дошло до последнего билета в тысячу франков, и он был проигран.

      Тогда Андреа дошел до того, что предложил Сполетти играть в долг.

      – У меня, – сказал он, – нет здесь больше денег, но мой отец имеет триста тысяч ливров годового дохода. Я ставлю на слово сто тысяч экю.

      Барон подумал и согласился.

      – Хорошо, – ответил он, – я принимаю ваши сто тысяч экю, – на пять пуан.

      Андреа был бледен и заметно взволнован; он лихорадочно стасовал карты и принял предложенное условие.

      Ужасно было видеть эту партию и этих игроков, из которых для одного проигрыш составлял полное разорение, а для другого только потерю того, что им было выиграно.

      Барон был спокоен и играл с полной уверенностью в своем счастье.

      В