Сашка. Владимир Михайлович Зюкин

в общежитии, он посещал Одинцовых. Родители Зои тепло встречали его, поили чаем, расспрашивали о военных днях, о ранениях, которые беспокоили его.

      Но как-то он не пришёл на службу, а вечером – на занятия. Зоя Дмитриевна отправилась к нему, в общежитие. Ей сказали, что он в больнице – открылась рана.

      Она вошла в палату и присела на край его кровати. Свежий, розовощёкий! Кто бы подумал, что у него критическое состояние.

      – Как, Вася, дела? Что с тобой?

      – Ничего, скоро на работу.

      – Как скоро?

      – На днях, а может, раньше, – пошутил Василий.

      Около месяца пролежал он в больнице. Зоя Дмитриевна навещала его. Придя, она садилась на край его постели, и молодые люди подолгу разговаривали или молчаливо глядели друг на друга. Василий ждал её посещений и волновался, если она опаздывала.

      Как-то выдалась хмурая погода, в окна больницы накатывалась тень. Затаив дыхание, Василий прислушивался к шагам в коридоре. «Вчера в это время она была здесь» – мучила его мысль. Он давно понял, что любит эту женщину и жить без неё не сможет. «Сегодня предложу ей выйти за меня замуж» – решил он, при этом в груди он почувствовал волнение.

      Но она не пришла сегодня. Не приходила и в последующие дни. Что только не передумал он. Врач на утреннем обходе задержался у его постели; покачал головой и насупился, всмотревшись в выражение его лица.

      – Возьмите себя в руки, товарищ, что с вами? Так никогда мы вас не поднимем, – строго сказал.

      К вечеру Василию стало совсем плохо. Поднялась температура. Медсестра постоянно клала на лоб его резиновую грелку со льдом.

      В больницу вошла Зоя Одинцова. Её тут знали, поэтому без вопросов выдали халат и сандалии. Она быстро поднялась на второй этаж. Её встретила медсестра. На вопрос: «как мой больной», сказала:

      – Вы кстати, ему хуже, кризис, видимо.

      Зоя Дмитриевна, страшно расстроенная известием, поспешила в его палату. Рязанцев лежал, раскинувшись, на шее его блестели капли пота. Она села рядом и поправила съехавшую со лба его грелку. Василий открыл глаза.

      – Пожалуйста, пить подайте…– с трудом произнёс.

      Зоя Дмитриевна поднесла стакан воды к губам его. До утра просидела она в палате. Он порой приходил в себя, но сразу терял сознание. В короткие минуты просветления он упрашивал её отправляться домой, говорил, что ему хорошо, гладил руку ей. И снова начинал бредить. Она в этом бреду услышала многое и о себе – и то, как он её любит, и как бы хотел жениться на ней, только вряд ли согласиться она пойти замуж за моряка ещё раз. Он ловил её пальцы, а когда находил, то прижимал их к груди. Она сидела, не двигаясь, боясь неловким движением причинить ему боль. Только под утро, когда солнце осветило комнату, он уснул, и дыхание его стало ровным. В палату вошла медсестра; увидев клевавшую носом сидельцу, улыбнулась и сказала:

      – Девушка, пробуждайтесь!

      Зоя Дмитриевна встала и посмотрела сонно на неё, не понимая, в чём дело.

      – Доброе утро! – поприветствовала её медсестра и добавила: – пусть поспит, ему нужно, а вам ни к чему себя мучить.

      Они прошлись по коридору, спустились к гардеробу,