Заповедник и другие истории. Сергей Довлатов

И как?…

      Мимо пробегала Галина. Быстро кивнула в сторону моей жены:

      – Господи, какая страшненькая!..

      Я промолчал. Но мысленно поджег ее обесцвеченные гидропиритом кудри.

      Подошел инструктор физкультуры Серега Ефимов.

      – Я извиняюсь, – сказал он, – это вам.

      И сунул Тане банку черники.

      Нужно было прощаться.

      – Звони, – сказала Таня.

      Я кивнул.

      – У тебя есть возможность звонить?

      – Конечно. Машу поцелуй. Сколько все это продлится?

      – Трудно сказать. Месяц, два… Подумай.

      – Я буду звонить.

      Шофер поднялся в кабину. Уверенно загудел импортный мотор. Я произнес что-то невнятное.

      – И я, – сказала Таня…

      Автобус тронулся, быстро свернул за угол. Через минуту алый борт его промелькнул среди деревьев возле Луговки.

      Я заглянул в бюро. Моя группа из Киева прибывала в двенадцать. Пришлось вернуться домой.

      На столе я увидел Танины шпильки. Две чашки из-под молока, остатки хлеба и яичную скорлупу. Ощущался едва уловимый запах гари и косметики.

      Прощаясь, Таня сказала: «И я…» Остальное заглушил шум мотора…

      Я заглянул к Михал Иванычу. Его не было. Над грязной постелью мерцало ружье. Увесистая тульская двустволка с красноватым ложем. Снял ружье и думаю – не пора ли мне застрелиться?…

      Июнь выдался сухой и ясный, под ногами шуршала трава. На балконах турбазы сушились разноцветные полотенца. Раздавался упругий стук теннисных мячей. У перил широкого крыльца алели велосипеды с блестящими ободами. Из репродуктора над чердачным окошком доносились звуки старинных танго. Мелодия казалась вычерченной пунктиром…

      Стук мячей, аромат нагретой зелени, геометрия велосипедов – памятные черты этого безрадостного июня…

      Тане я звонил дважды. Оба раза возникало чувство неловкости. Ощущалось, что ее жизнь протекает в новом для меня ритме. Я чувствовал себя глуповато, как болельщик, выскочивший на футбольное поле.

      В нашей квартире звучали посторонние голоса. Таня задавала мне неожиданные вопросы. Например:

      – Где у нас хранятся счета за электричество?

      Или:

      – Ты не будешь возражать, если я продам свою золотую цепочку?

      Я и не знал, что у моей жены есть какие-то драгоценности…

      Таня ходила по инстанциям, оформляла документы. Жаловалась мне на бюрократов и взяточников.

      – У меня в сумке, – говорила она, – десять плиток шоколада, четыре билета на Кобзона и три экземпляра Цветаевой…

      Таня казалась возбужденной и почти счастливой.

      Что я мог сказать ей? В десятый раз просить: «Не уезжай»?

      Меня унижала ее поглощенность своими делами. А как же я с моими чуть ли не диссидентскими проблемами?!

      Тане было не до меня. Впервые происходило нечто серьезное…

      Как-то раз она сама мне позвонила. К счастью, я оказался на турбазе. Точнее, в библиотеке центрального корпуса. Пришлось бежать через весь участок. Выяснилось, что Тане необходима справка. Насчет