Заповедник и другие истории. Сергей Довлатов

ху-ха, – добавил Митрофанов.

      – Володя хочет сказать – «просто шлюха». И, грубо выражаясь, он прав. Анна Петровна имела десятки любовников. Один товарищ Глинка чего стоит… А Никитенко? И вообще, путаться с цензором – это уже чересчур!

      – Цензура была другая, – сказала моя жена.

      – Любая цензура – преступление, – ухватился Стасик за близкую ему тему.

      Он снова выпил и еще более разгорячился.

      – Вся моя жизнь – это борьба с цензурой, – говорил он, – любая цензура – издевательство над художником… Цензура вызывает у меня алкогольный протест!.. Давайте выпьем за отмену цензуры!

      Стасик еще раз выпил и таинственно понизил голос:

      – Антр ну! Между нами! Давно вынашиваю планы эмиграции. Имею ровно одну тридцать вторую часть еврейской крови. Мечу на должность советника президента. Храню утраченный секрет изготовления тульских пряников…

      – А-а-а, – сказал Митрофанов.

      – Что значит – «нажрался»? – возразил Потоцкий. – Да, я выпил. Да, я несколько раскрепощен. Взволнован обществом прекрасной дамы. Но идейно я трезв…

      Воцарилась тягостная пауза. Затем кто-то опустил пятак в щель агрегата «Меломан». Раздались надрывные вопли Анатолия Королева:

      …Мне город протянул

      ладони площадей,

      желтеет над бульварами листва…

      Как много я хотел сказать тебе,

      но кто подскажет лучшие слова?!.

      – Нам пора, – говорю, – заказать еще водки?

      Стасик потупился. Митрофанов энергично кивнул.

      Я заказал, расплатился, мы встали.

      Потоцкий тоже вскочил и щелкнул стоптанными каблуками:

      – Как говорили мои предки-шляхтичи – до видзення!

      Митрофанов грустно улыбнулся…

      Короткая дорога вела через лес. Из-за деревьев тянуло сыростью и прохладой. Нас обгоняли бесчисленные велосипедисты. Тропинка была пересечена корнями сосен. Резко звякали обода.

      Таня говорила:

      – Пусть мое решение – авантюра или даже безумие. Я больше не могу…

      Ее отчаяние пугало меня. Но что я мог сказать?

      – Помнишь, как я нес тебя из гостей? Нес, нес и уронил… Когда-то все было хорошо. И будет хорошо.

      – Мы были совершенно другими людьми. Я старею.

      – Ничего подобного…

      Таня замолчала. Я, как обычно, пустился в рассуждения:

      – Единственная честная дорога – это путь ошибок, разочарований и надежд. Жизнь – есть выявление собственным опытом границ добра и зла… Других путей не существует… Я к чему-то пришел… Думаю, что еще не поздно…

      – Это слова.

      – Слова – моя профессия.

      – И это – слова. Все уже решено. Поедем с нами. Ты проживешь еще одну жизнь…

      – Для писателя это – смерть.

      – Там много русских.

      – Это пораженцы. Скопище несчастных пораженцев. Даже Набоков – ущербный талант. Что же говорить о каком-нибудь Зурове!

      – Кто это – Зуров?

      – Был такой…

      – О чем мы говорим?! Все уже решено. В четверг я подаю документы.

      Я