Заповедник и другие истории. Сергей Довлатов

можно завесить пиджаком. А лампу я кепкой накрою. Получится ночник.

      – Тут негигиенично.

      – Как будто ты из Андалузии приехала!

      – Не смотри.

      – Много я хорошего вижу?

      – У меня колготки рваные.

      – С глаз их долой!..

      – Ну вот, – обиделась Таня, – я же приехала для серьезного разговора.

      – Да забудь ты, – говорю, – об этом хоть на полчаса…

      В сенях раздались шаги. Вернулся Миша. Бормоча, улегся на кровать.

      Я боялся, что он начнет материться. Мои опасения подтвердились.

      – Может, радио включить? – сказала Таня.

      – Радио нет. Есть электрическое точило…

      Миша долго не затихал. В его матерщине звучала философская нота. Например, я расслышал:

      «Эх, плывут муды да на глыбкой воды…»

      Наконец все стихло. Мы снова были вместе. Таня вдруг расшумелась. Я говорю:

      – Ты ужасно кричишь. Как бы Мишу не разбудить.

      – Что же я могу поделать?

      – Думай о чем-нибудь постороннем. Я всегда думаю о разных неприятностях. О долгах, о болезнях, о том, что меня не печатают.

      – А я думаю о тебе. Ты – моя самая большая неприятность.

      – Хочешь деревенского сала?

      – Нет. Знаешь, чего я хочу?

      – Догадываюсь…

      Таня снова плакала. Говорила такое, что я все думал – не разбудить бы хозяина. То-то он удивится…

      А потом запахло гарью. Моя импортная кепка густо дымилась. Я выключил лампу, но было уже светло. Клеенка на столе блестела.

      – В девять тридцать, – сказала моя жена, – идет первый автобус. А следующий – в четыре. Я должна еще Машу забрать…

      – Я тебя бесплатно отправлю. В десять уезжает трехдневка «Северная Пальмира».

      – Думаешь, это удобно?

      – Вполне. У них громадный «Люкс-Икарус». Всегда найдется свободное место.

      – Может, надо водителя отблагодарить?

      – Это мое дело. У нас свои расчеты… Ладно, я пошел за молоком.

      – Штаны надень.

      – Это мысль…

      Надежда Федоровна уже хлопотала в огороде. Над картофельной ботвой возвышался ее широкий зад. Она спросила:

      – Это что же, барышня твоя?

      – Жена, – говорю.

      – Не похоже. Уж больно симпатичная.

      Женщина насмешливо оглядела меня:

      – Хорошо мужикам. Чем страшнее, тем у него жена красивше.

      – Что же во мне такого страшного?

      – На Сталина похож…

      Сталина в деревне не любили. Это я давно заметил. Видно, хорошо помнили коллективизацию и другие сталинские фокусы. Вот бы поучиться у безграмотных крестьян нашей творческой интеллигенции. Говорят, в ленинградском Дворце искусств аплодировали, когда Сталин появился на экране.

      Я-то всегда его ненавидел. Задолго до реформ Хрущева. Задолго до того, как научился читать. В этом – мамина политическая заслуга. Мать, армянка из Тбилиси, неизменно критиковала Сталина. Правда, в довольно своеобразной форме. Она убежденно твердила:

      «Грузин