Что мое, что твое. Наима Костер

мне по спине!

      Глаза у него расширились, и лицо исказилось страхом. Она одернулась, утерла рот рукавом и взяла его за подбородок.

      – Пойдем, – сказала она. – Надо найти мисс Линетт.

      Дорогу к дому Линетт она знала на память. Ее кирпичный таунхаус с белыми окнами с двух сторон зажимали такие же здания. Перед домом был небольшой садик с сиренью. Цветы уже опали, и вся парковка и тротуар были устланы лепестками, размокшими от дождя. Джи шел впереди. Джейд дважды его окликнула, прежде чем он обернулся и взял ее за руку. Он сделал это только из послушания, как будто ему, как и ей, казалось странным идти за руку.

      У дверей Джейд осмотрела себя и его, чтобы проверить, нормально ли они выглядят. У Линетт были странные представления о том, как люди должны одеваться. На Джейд была черная водолазка, юбка и ботинки на высокой шнуровке, а на Джи – шерстяной свитер из секонд-хенда, кроссовки и джинсы. Глаза у него покраснели, но выглядел он опрятно. Придраться старухе будет не к чему.

      – Мой маленький друг! – сказала Линетт, распахнув дверь. Джи потянулся к ней, и та подхватила его на бедро. – Ты, наверное, замерз. На улице без куртки? Без пальто? О чем только думала твоя мама?

      Джейд еле сдержалась, чтобы не закатить глаза, и вошла за ними в дом.

      В гостиной было темно: на окнах висели бархатные шторы. На полу у Линетт лежал противный ковер, вонявший пылью и спертым воздухом, как в автомобиле. На фанерном журнальном столике стояло несколько фарфоровых фигурок – белый ягненок, двое детей, склонившиеся над колодцем. Линетт усадила Джи и Джейд на диван и пошла ставить чай.

      Они застали Линетт в мятом домашнем голубом платье, со съехавшим набок пучком. Лицо у нее было круглое, опухшее, ненакрашенное, губы бледные. Она вернулась с подносом, на котором звенели чашки и тарелка песочных печений. Джи сказал спасибо и принялся есть.

      – Не надо было ничего, – сказала Джейд. – Я не хотела приходить с пустыми руками.

      – Но пришла, – улыбнулась Линетт, поднеся ко рту фарфоровую чашку и глядя поверх нее, прищурившись.

      Золотой ободок на чашке, голубые розы на блюдце. Джейд представила, что Линетт пользовалась этим сервизом, когда ее муж был жив, и что все вещи Линетт – это только останки прежней жизни. Он умер от инсульта, когда стоял в очереди в банк.

      – Любуешься моим фарфором? – спросила Линетт. – Этот достался мне от бабушки. Она тут жила, представляешь? Еще в те времена, когда всем районом владели черные, целый город внутри города. Когда через него еще не провели трассу. Слышала про это? Небось в школе на истории такое не проходили.

      Джейд не любила, когда пожилые женщины разговаривали с ней так, будто она их ребенок, будто раз они старые, то имеют право воспитывать кого угодно. Ей трудно было сдержаться, когда с ней вот так по-матерински снисходительно разговаривали. Они как будто хотели сказать: “Это же ради твоей пользы”, но звучало больше как “От тебя никакой пользы”.

      В груди у Джейд что-то задрожало, и она ощутила, как усталость разливается откуда-то из-за глаз по всему телу. Ей показалось, что она сейчас упадет в обморок, потому что надо было больше съесть