Что мое, что твое. Наима Костер

к жизни ее подругу. Только выбьют из колеи. Кончилось тем, что Ноэль пришлось его утешать, целовать и укачивать, пока он не затих. Они занялись любовью. И больше никогда не говорили о ее подруге.

      – Ты его так поддерживаешь, ему все должно быть нипочем – сказала Инес. – Я больше за тебя волнуюсь.

      – Я тоже во многом виновата. Я была совсем никакая. Думаю, поэтому он и взял работу в Париже – немного продышаться.

      – Он дурак, если перестанет тебя любить.

      Ноэль пожала плечами.

      – Мы давно вместе.

      – И что? – спросила Инес с вызовом. – Мы тоже, и с нашей любовью все в порядке. – Она улыбнулась Ноэль и, откинувшись на спинку, качнула кресло-качалку.

      Ноэль не хотела обижать подругу и говорить, что в браке все иначе: сколько топлива нужно, чтобы он работал, как изматывает такая близость, как трудно смотреть на человека с той же смесью сочувствия и презрения, с какой видишь себя. И не нужно ни капли жестокости, чтобы обнаружить, что человек, которому ты доверила всю свою жизнь, может тебя подвести.

      – Он не может быть для тебя всем, – сказала Инес.

      – Знаю, знаю, никогда не полагайся на мужчин. – В колледже все те годы, когда Ноэль продолжала встречаться с Нельсоном, это была их мантра. Она не верила в эти слова, но знала, что Инес хотела их слышать.

      – Нет-нет, – сказала Инес, и ее лицо осветил огонь фонарика. – Это тут ни при чем.

      Инес спала рядом. Ее дыхание наполняло спальню человеческим присутствием, по которому Ноэль так скучала. И все равно заснуть не получалось. Она набрала ванну и взяла с собой телефон, на случай, если позвонит Нельсон. В Париже уже начинался день.

      Она насыпала роз с календулой, якобы помогавших при бесплодии, и опустилась в горячую воду. Сушеные цветы плавали на поверхности. Ноэль не верила, что они помогут, но все эти ведьминские снадобья хотя бы ее занимали. Можно было пить чай с примулой для смягчения матки, принимать рыбий жир и ходить гулять, превратить зачатие в работу. Как бы повысить шансы. Нельсон говорил, что у них еще получится, но она не была в этом уверена. Как она забеременеет, если его никогда нет рядом.

      Нельсон велел ей не думать о выкидыше как о ребенке, а скорее представлять его как маленькое “если”, которое она носила в себе, пока оно не превратилось в “нет”. Но ее ребенок был размером с манго, когда она его потеряла. Он укоренился в ней с кровью, как новый орган, созданный ее телом. Она знала, что дети размером с зернышко, с орешек, зачинаются и умирают каждую секунду, но это ничего не меняло. Это было ее “если”, и она ждала заключенной в нем жизни.

      Зазвонил телефон, и Ноэль кинулась к нему. Наконец-то. Нельсон. Ей нужно было услышать его голос, его теплую хрипотцу.

      Но голос в трубке был резкий и женский. Ее младшая сестра Диана. Они обычно созванивались по утрам, когда та куда-нибудь ехала. На протяжении лет они ни о чем по-настоящему не говорили, как будто им надо было только узнать, все ли в порядке. Ноэль любила сестру, но потеряла ее из виду, пока убегала от Лэйси-Мэй.

      – Ласточка, почему ты не спишь