Суер-Выер и много чего ещё. Юрий Коваль

как же вы живёте с духом-то с таким?

      – Мучаюсь ужасно. Главное, что я не только нищий, я ещё и падший. Падший духом, понимаете? И так-то духу нет, а он ещё и падает!

      Старпом подал гривенник.

      Суер – целковый.

      Я, как обычно, – подаяние.

      Лоцман подал руку.

      – Это ещё что такое? – спросил нищий духом, увидев руку лоцмана.

      – Моя рука, друг, – отвечал Кацман. – Вот что поднимет ваш дух сильнее злата!

      – Вы думаете? – засомневался нищий духом, рассматривая лоцманскую хиромантию.

      – Да вы пожмите её.

      Нищий духом осторожно взял лоцманскую ладонь и пожал бугры Венеры и Мантильский крест, растерянно оглядываясь по сторонам.

      – Ну как? – спрашивал лоцман. – Маленько поднимает?

      – Да вроде нет, – отвечал нищий духом.

      – Ну тогда и хрен с тобой, дружище. Если уж моя рука бессильна – никакие червонцы не помогут.

      Мы приблизились к человеку, который монотонно топтал одну фразу:

      – Подайте беженцу! Подайте беженцу!

      Вид у него был загнанный, как у борзой и зайца. Не успели мы подойти – он вскочил, затряс руками и плечьми и, эдак дергаясь, кинулся стремглав бежать с криком: «Отстань! Отстань, проклятый!» Пробежав крут с двести ярдов, он пал на землю.

      – Подайте беженцу! – задыхался он.

      – От чего вы бежите, друг? – доброжелательно спросил Суер-Выер.

      – Я бегу от самого себя, сэр, – отвечал нищий, обливаясь потом.

      – И давно?

      – Всю жизнь. И никак не могу убежать. Этот противный «я сам» всё время меня догоняет. Да вы поглядите.

      Он снова вскочил с места и закричал самому себе: «Отстань! Отстань, мерзавец!» – и рванул с места так, что песок брызнул из-под копыт.

      Пробежав двести ярдов, он вернулся обратно и рухнул на песок.

      – Вы видели, сэр? Видели? Мне удалось обогнать самого себя на тридцать восьмом скаку, но на семьдесят девятом эта сволочь снова меня догнала! Подайте, сэр, беженцу от самого себя.

      Суер подал целковый.

      Старпом – гривенник.

      Я подал подаяние.

      Лоцман подал пример достойного поведения в обществе.

      Очевидно наглядевшись на лоцмана, несчастный беженец снова вскочил и на этот раз взял старт с большой ловкостью. Это был настоящий рывок рвача с места!

      И вдруг мы с изумлением увидели, как наш беженец выскочил из самого себя, обогнал вначале на полкорпуса, на корпус, оторвался и, всё более и более набирая скорость, ушёл вперёд, вперёд, вперёд…

      – Не догонишь, гад! – орал тот, что убежал от самого себя, а тот, от которого убежали, орал вслед:

      – Врёшь, не уйдёшь!

      Глава LXIX

      Я сам

      Все мы были жестоко потрясены этой фатальной картиной бегства от самого себя и из самого себя.

      Тот, что вырвался, скрылся где-то за скалою, а ПОКИНУТЫЙ САМ СОБОЮ жалобно бежал, бежал, вдруг споткнулся, бедняга, упал, вскочил, заскулил, снова хлопнулся на землю замертво.

      – Жив ли он?! О боже! – вскричал старпом, и мы кинулись на помощь, стали зачем-то поднимать. Я давно примечаю в людях этот сердобольный идиотизм: немедленно