Суер-Выер и много чего ещё. Юрий Коваль

поймёт, что корабль с такими флажками никому не принесёт вреда.

      – А вы, господин Ю, оказывается, лирик, – сказал Суер-Выер. – Ху-ду-ду! Ху-ду-ду! Я и не думал! Ху-ду-ду! Замечал склонности к философии, но лиризма не отмечал. Пам! Пам! Пам!

      – Лирик – это вы, сэр, – поклонился юнга. – Я бы насвистывал «Патетическую сонату», с вашего позволения.

      – Ладно, – сказал Суер. – Пусть надпись пока поболтается на верёвках, а нам пора на берег. Подадим милостыню по мере возможностей. Кто со мной?

      После разных заминок и подсчётов кошелька в шлюпку погрузились, кроме капитана, старпом и мы с лоцманом.

      – Возьмите и меня, капитан, – попросился юнга. – Денег у меня нет, но вдруг да здесь мой папа. Я чувствую, что он недалеко.

      – Ху-ду-ду!

      Ху-ду-ду!

      Ху-ду-ду!

      Пам!

      Пам!

      Пам!

      Глава LXVIII

      Остров нищих

      Воющая, орущая, свистящая толпа окружила нас и стала хватать за полы халатов, за рукава, за орденские ленты.

      – Дай! Дай! Крепдешину! – орали многие.

      – Жидкого тела! Жидкого тела!

      Каким-то образом некоторые узнали, что у Кацмана есть два фейерверка. Они дёргали лоцмана за фалды с криком:

      – Подай фейерверк! Подай фейерверк!

      – А ну-ка цыц! – гаркнул Пахомыч. – Разойдись по местам! Сядь! Прось культурно! Кому говорю?! Заткнись! Не ори! А то сейчас Чугайлу с борта привезу! Он тебе подаст крепдешину в харю!

      А остров меж тем пейзажем своим был гол как сокол, местами только валялись на песке обломки мраморных колонн и постаментов.

      Нищие поняли, что хором нас не возьмёшь, разошлись с лёгким ворчанием по своим законным местам и расселись в некотором скромном порядке.

      Первым в этом чудовищном ряду сидел человек с деревянной рукой. Рука эта абсолютно бездействовала, а только тянулась к нам, однообразно приговаривая:

      – Подайте человеку с деревянной рукой!

      – Подайте Древорукому!

      – Подайте Рукодревому!

      – Подайте бедному человеку, который ничего не имеет, кроме деревянной руки!

      Суер подал целковый.

      Старпом – гривенник.

      Я подал подаяние.

      Лоцман Кацман подал прошение об отставке подавать.

      – В чём дело, Кацман? – спросил капитан. – Сейчас не время шуток, я бы сказал: кощунственных!

      – Подаю что могу, – отвечал лоцман. – Кстати, этот человек богаче меня. При наличии деревянной, вырезанной, скорей всего, из жимолости руки у него имеются и две другие: левая и правая.

      Наш деревянный нищий действительно, отложив в сторону резьбу по дереву, свободно философствовал двумя другими руками, пересчитывая подаяние.

      – Что же получается, голубчик? – сказал старпом. – Вы нас обманули? Надули? У вас две живые руки, а вы нам подсунули деревянную!

      – Зато смотрите, какая резьба! – воскликнул нищий. – Сейчас уже так никто не режет! Кроме того, я не подсовывал, я только показал вам деревянную руку и попросил подаяния. Вернуть гривенник?

      – Милостыня есть милостыня, –