Екатерина Чубарова. Татьяна Алексеевна Коршунова

тумана. По ровным, ухоженным рощам угадывались хозяйские земли угличских помещиков. Грязная размытая дорога бежала под липами и берёзами, как парковая аллея.

      С пригорка на мгновение открылась туманная линия реки – и дорога начала исподволь спускаться во влажную низинку. Показалась Волга. За нею мутно светили огоньки уличных фонарей Углича.

      Вода в Волге прибыла, и лошади, мотая головами, послушно взошли на барку.

      На городском берегу гасли огни в окнах. Вот он, Углич – рукой подать. А они никак не могли до него доплыть. По деревянному дощатому дну Екатерина прошла к паромщику.

      – Нельзя ли быстрее?

      – Куда быстрее-то, барышня! – заворчал бородатый мужик. – Не видите разве, как река разлилась, течение какое! Коли быстрее, лошади взбулгачатся, забесятся и нырнут, и нас с вами перевернут!

      Леонтий услышал разговор на другом краю длинной барки и поспешил заступиться за барышню:

      – Ну-ну, эти не испугаются! Они вишь как устали – им не до нырянья.

      – Подняли шум, как будто не Волгу, а море-океан переплываем! – пробурчал в ответ паромщик, и барка продолжала двигаться с прежней скоростью.

      Берег оказался пустым, как дикий грот. Единственная живая душа – паромщик не знал, кто такие Ивоницкие и где они живут.

      Леонтий повёл лошадей наугад по каменной мостовой улицы.

      – Боязно мене, – произнесла Ненила. – А ну как меня не пустят? Ладно Лизавета Андреемна. А я кто? Да ещё и с дитём.

      – Полно, Ненила, ты же сама хотела ехать, – ответила Екатерина.

      – Ну так, то было в деремне, а таперичи чего-то аж сердце заходится. Боюсь, рады ли нам будут господа эти. Ведь как ни говори – незваный гость хуже татарина.

      – Татарина, – повторил Раффаеле.

      В ночных окнах и чугунных оградах раздавалось звучное цоканье подков. Мощёная провинциальная улица вела на безлюдную площадь, освещённую фонарями и окружённую арками торговых рядов. Леонтий остановил лошадей возле каменного пятиглавого храма.

      Раффаеле открыл дверцу кареты, огляделся. В воздухе растворялся туман, словно пузырьки игристого вина.

      У здания напротив храма послышались шорох и хриплые женские голоса.

      – Поезжай туда, Леонтий! – приказала Екатерина.

      Под аркой у колонны сидели на земле две бабы в грязных телогрейках, лаптях и пёстрых платках.

      – Где Ивоницкие живут, знаете? – раздался громкий голос Леонтия.

      Досиня пьяные физиономии уставились на него. И заметили в окошке кареты… прекрасное нерусское лицо.

      – Царь!

      – Да не-е-е! Чего ему, царю-то, делать тут?

      – Говорю тебе – царь!

      – Так вы скажете али нет? – напомнил Леонтий.

      – Так, а тебе чего надобно-то? – заплетающимся языком прохрипела одна.

      – Господа – Ивоницкие – знаете, где живут?

      – А-а-а, Иво-ниц-кие, – она глотнула из большой бутыли, спрятанной в складках сарафана. – Да не знаем мы таких.

      – Тьфу! Питуньи окаянные…

      – Мы не знаем, батюшка, не знаем, – наперебой загалдели обе. – А вот вы у этой спросите!

      – Да