Екатерина Чубарова. Татьяна Алексеевна Коршунова

Вас его имя. Вы знакомы. Это подпоручик Александр Ильин. Я знаю, что он не отвечает на мои чувства, что его, может статься, не обрадует мой приезд.

      Сеньор Раффаеле! Лучше Вас нет никого на свете! Вас полюбит кто угодно! Но едва ли Александр будет кому-то нужен теперь, искалеченный множеством ран. А потому я принимаю решение ответить Вам отказом.

      Сложила письмо. Скрепила своей печатью. Дорожная шкатулка была собрана. На кресле стоял небольшой узелок. По пути домой она выписала подорожную. До отъезда оставался час. Екатерина отправилась к Нине – проститься и вернуть письмо Петра Васильевича, перечитанное трижды в тишине спальни.

      Долетев на Английскую набережную за пятнадцать минут, она стояла в гостиной перед удивлённой подругой, преисполненная решимости и упрямства.

      – Возможно ли, Катрин? – Нина хваталась за голову. – Разве забыла ты, что он сказал тебе перед походом?

      – Не забыла. Но я простила.

      – Как так? Я не смогла бы подобного простить!

      – Что ж… Не всем дано.

      Княгиня сжала её тонкие запястья:

      – Катрин! Опомнись!

      – Не отговаривай меня, Нина.

      – Но как же твоя честь?

      – Лучше поступиться честью, нежели совестью.

      Что ни слово – будто камень в Екатерининский тракт. Какое бесповоротное упорство! Какая твёрдость и прямота!

      Спустя полчаса у дома Чубаровых ямщик впрягал четверню в дорожную карету. Екатерина прощалась с родителями в вестибюле. Она не брала с собой никого из слуг. Сказала, что едет пожить в деревню. На ступеньке лестницы стояла дорожная шкатулка. Горничная Настасья в чепце и белом кухонном переднике держала узелок барышни.

      – Что же ты, Катя, – беспокоилась мать, – ни платьев, ни книжек в сундук не положила?

      – Мне не нужны лишние наряды, там остались старые, – она оглядывалась на дверь, то крутя пальцами бахрому серого зонтика, то постукивая им по ладони.

       Анисим бегал туда-сюда: справлялся, готов ли экипаж и хорошо ли впряжены почтовые лошади.

      – Напрасно ты едешь в деревню, Катя, – покачала головой Александра Павловна. – Так просидишь в девицах, тебя и замуж не возьмут.

      – Пусть едет! – Иван Дмитриевич прохаживался за спиной жены, стуча тростью о жёлтый паркет. – Её и в столице никто не берёт.

      – И взяли бы! Напрасно, напрасно, Катя, ты покидаешь Петербург. Вот ездил же к тебе герцог…

      – Герцог… Я отказала ему, – отрешённый взгляд её прощался со стенами.

      – Отказала – герцогу?! А разве он сватался к тебе?

      – Готово, барышня! – Анисим вошёл с улицы.

      – Благословите меня с иконой, маменька.

      Принесли образ Богородицы. Александра Павловна сделала большой крест над дочерью. Екатерина припала губами к холодному серебру оклада, поцеловалась с матерью и подошла к отцу. Он перекрестил её и стиснул в крепких объятиях.

      Чёрный короб с серебрящимся родовым гербом Чубаровых покатился вдоль Екатерининского канала к Конному переулку.