Божественная комедия. Самая полная версия. Данте Алигьери

я, – развяжи мне сети,

      В которых мысль запуталась моя.

      97 Коль понял я, мрак будущих столетий

      Со всеми их делами вам открыт;

      Но в настоящем – вы сомненья дети».

      100 А он: «Мы зрим, как дальнозоркий зрит,

      Лишь только то, что вдалеке таится:

      Еще нас этим Высший Вождь дарит.

      103 Когда ж событье близко, иль свершится,

      Тогда нам очи кроет темнота:

      Мир скрыт для нас, коль весть к нам не домчится.

      106 Но ты поймешь, что дар сей как мечта

      Рассеется в тот миг, когда судьбою

      Затворятся грядущего врата».

      109 Тут я сознал проступок свой с тоскою

      И рек: «Скажи соседу своему,

      Что сын его еще живет со мною.

      112 Я лишь затем не отвечал ему,

      Что было мне в то время непонятно

      То, что теперь ты разрешил уму».

      115 Уж призывал меня мой вождь обратно

      И потому я духа умолял

      Сказать: кто с ним погиб здесь невозвратно.

      118 «Лежу средь тысяч, – он мне отвечал, —

      Тут Кардинал с могучим Фридериком;

      Но о других не спрашивай!» – Сказал

      121 И скрылся. Я ж, в смущении великом,

      Задумавшись от слышанных угроз,

      Шел к древнему поэту с грустным ликом.

      124 Подвигся он и, взыдя на утес,

      Спросил: «Скажи: что так тебя смутило?»

      И я ему ответил на вопрос.

      127 «Запомни же, что сказано здесь было,

      И все в душе, – он рек, – запечатлей!»

      И, перст поднявши, продолжал уныло:

      130 «Когда увидишь дивный блеск лучей

      В очах прекрасной, им же все открыто,

      Тогда узнаешь путь грядущих дней».

      133 Я шел налево под его защитой.

      И мы от стен в центр города пошли

      Тропинкою, в долине той прорытой,

      136 Где адский смрад всходил со дна земли.

      Песнь XI

      Содержание. На вершине обрушенной скалы, составляющей границу между кругом еретиков и следующим, поэты укрываются от ужасного зловония адских испарений за крышею одиноко стоящей гробницы папы Анастасия. Они идут медленно для того, чтобы наперед привыкнуть к зловонию, восходящему с кровавой реки из глубины седьмого круга. Пользуясь этим временем, Виргилий, по просьбе Данта, объясняет ему распределение грехов по кругам ада и говорит, что вне пределов адского города (Ад. VIII, 67–68), в пройденных уже кругах, наказуются невоздержные, слепо предававшиеся естественным побуждениям; но что внутри города, в более глубоких кругах ада, помещены те, которые, предавшись влечениям неестественным, превратили свою человеческую природу в животную, зверскую: все они разделены на три класса, смотря потому, на кого направлено насилие: на ближних, на самих себя, или на Бога. За грешниками, виновными в насилии, следуют обманщики, а на самом дне ада виновные в величайшем грехе – измене. Накониц Виргилий объясняет Данту, почему ростовщики отнесены к числу грешников, направлявших насилие против законов Божеских. – Наступает утро. Поэты идут далее.

      1    У рубежа окраины высокой,

          Над грудою обрушенных громад,

          Пришли мы к бездне