Мир Гаора. Сторрам. Татьяна Николаевна Зубачева

дней по две сигареты, и четырнадцать по одной. Если через день, то он к следующей выдаче без особого напряга уложится. Каждый день курить будет!

      – А ты куришь? – удивился Зайча.

      – Я что, не живой? – даже обиделся Гаор, жуя кашу.

      – А чего ж не занял ни у кого?

      – А отдавать чем? Перетерпел, – буркнул, принимаясь за кисель, Гаор.

      Зайча с уважением посмотрел на него.

      – Это ты так могёшь? Ну, даёшь, паря. Где так выучился?

      – На фронте, – ответил Гаор, сыто отдуваясь и переворачивая кружку, как положено, дном кверху.

      Все встали, поблагодарили Мать и вышли в коридор. Но по спальням, как в обычный вечер, расходиться не стали, толкались тут же. Гаору сразу в несколько голосов объясняли, что выдача в надзирательской. Гархем говорит, кому сколько, а надзиратель выдаёт.

      – Тут тебе сразу полный расчёт, паря.

      – Ага, и выдача, и вычеты…

      – И «по мягкому» если, то тут же…

      – И «горячих» тоже сразу выдадут.

      – Это как? – настороженно спросил Гаор.

      – Ну, надзиратель сам бить не стал, своему старшему или сразу Гархему доложил, а тот уж решает, чего тебе и сколько за нарушение.

      – «По мягкому», это ложись без штанов, и по заднице тебе дубинкой.

      – Это ещё ничего.

      – А «горячие», это рубашку задираешь, штаны тоже книзу и становись.

      – Тебя так тот ставил.

      – А бьют и по спине, и по заднице.

      – Это уж как им захочется.

      – Или как Гархем скажет.

      – Сам он только по морде тебе смажет если что.

      – Смажет, сказанул тоже! Раз даст, вся морда опухлая.

      – А смотри, ладонь-то у него мягкая…

      – Потому и зубы у тебя на месте. А вот зальный наш бьёт, кровью потом плюёшься.

      Получив столь ценную информацию, Гаор понял, насколько ему повезло в первый день. А тут ещё Старший, проходя мимо, бросил:

      – Чуньки сними, привязаться могут.

      Гаор бросился в спальню.

      В пустой спальне голый Махотка упоённо барахтался на своей койке с затащенной им, наконец, и столь же упоённо теперь повизгивающей голой девчонкой. Появление Гаора застало их врасплох.

      – Приспичило тебе, Рыжий?! – плачущим голосом заорал Махотка.

      – Приспичило тебе, – ответил Гаор, проходя к своей койке и быстро разуваясь, – а мне по хрену.

      Девчонка сначала весьма убедительно завизжала, будто от страха, а потом спросила из-за спины севшего на койке Махотки.

      – Рыжий, а тебе чо, совсем не интересно?

      – А я и не такое видел, – ответил Гаор, уже выходя из спальни.

      Видеть он, и правда, всякое видел, и не Махотке его чем-то удивить или смутить, а сейчас его гораздо больше интересовала выдача фишек, сигарет и, как оказалось, «по мягкому» и «горячих».

      Как сама собой у закрытой двери надзирательской толпа рабов густела, уплотнялась, сбиваясь по бригадам и командам.

      – С Плешаком становись, – сказал Гаору Старший, озабоченно оглядывая толпу. –