Брилонская вишня. Ксения Евгеньевна Букина

раз уж у немцев выпрашивала, а они ее слали куда подальше. Будут еще они расщедрятся, как же… Как говорится, есть, но не дадим. И позавчера, представляешь, ее…

      Тоня вдруг ударяет по столу. Я вздрагиваю, а Васька и внимания не обращает:

      – Ее Мыло вдруг к себе позвал. Вечером, когда все разошлись, он с чего-то вдруг взял – и позвал. А на следующий день у нее винцо появилося! Да не абы какое, а Берлинское. Так я и спрашиваю, Тонь! Каково было на винцо зарабатывать? Интересно?

      Я закашливаюсь.

      Странно. Подумаешь, заработала Тоня себе на алкоголь, это ее дело. А Васька-то зачем вмешивается?

      – Я ему краску от шкафа отскабливала! – вдруг с визгом срывается Тоня. – Когда пол красила, случайно шкаф запачкала, а он меня скоблить заставил! И вино я у него со стола стащила!

      – Стащила? Надо же, какая храбрая… А чего он тебя за воровство еще плеткой не исхлестал? Или планирует это сделать вечером?

      – Он пьян был! Наверное, пропажи и не заметил, вот я и свистнула!

      Я недоверчиво кошусь на Тоню. Эта серая лохматая фигура мало походила на ту, что разжигает в мужчинах интерес. Может, у меня ограниченные вкусы? Может, я чего-то не понимаю? В любом случае, Васька очень спешит с выводами.

      Я поджимаю губы и опускаю взгляд в тарелку. Даже на зеленый сгусток смотреть приятнее, чем слушать предположения Васьки.

      Дверь в столовую хлопает.

      – Знаешь, я тебе говорила уже, что ты можешь мне во всем признаться. Я бы тебя, конечно, поддержала. Но ты признаваться не хочешь. Как говорится…

      Тоня вдруг хватает ложку и швыряет в Ваську. Часть зеленого сгустка оказывается на стене, а ложка с тихим звоном падает на пол.

      Прямо под ноги только что вошедшему в столовую коменданту, забрызгав кашей его начищенные сапоги.

      Глава 6

      Мгновенно в столовой возникает напряженная тишина. Только из окон чуть слышны немецкие крики и звуки рассекающих дерево топоров.

      Я задерживаю дыхание и до побелевших костяшек сжимаю собственные ладони.

      Комендант стоит.

      Смотрит сначала на упавшую ложку. На запачканные кашей сапоги. Окидывает взглядом столовую. Медленно стаскивает с ладоней кожаные перчатки, складывает их и засовывает в карман кителя.

      Первой подает голос откуда ни возьмись появившаяся Марлин. Прижимает ладони к пылающим щекам и охает:

      – О, господи… Ради бога, простите меня, оберштурмбаннфюрер!

      Комендант переводит взгляд на нее. Прищуривается.

      Я готова забраться под стол, чтобы не видеть ничего из того, что может произойти прямо сейчас. До кисловатого привкуса сдавливаю зубами губы и пытаюсь не задохнуться. Голова кружится, в висках стучит…

      Марлин вдруг падает на колени перед комендантом и начинает активно вытирать полотенцем его ботинки.

      – Совсем не понимаю, как такое могло произойти, – приговаривает Марлин, ссутулясь над ступнями нациста. – Ведь все время находилась здесь, следила за ними… Но никак не ожидала, что вы зайдете.

      Комендант вытягивает из нагрудного кармана