Брилонская вишня. Ксения Евгеньевна Букина

уже при параде. Желтые волосы собраны аж на затылке. Зеленая прямая юбка доходит едва ли не до голеней, и черные сапоги не то чтобы с угрозой, а с некой снисходительностью стучат по площадке.

      Если она работает посменно, значит, вчера за пленными следила вторая, Ведьма. Все правильно. За работниками следила Ведьма, а Марлин занималась с поступившими.

      – Перекличка, – оповещает она, разворачивая список.

      Я снова тру склеенные глаза. Была б здесь баба Катя! Она все умеет вылечивать. Синяк поставлю, когда с дерева навернусь – охладит. Руку вывихну – вправит. А какой массаж она делает! Руки морщинистые, мягкие, но так ловко кожу на спине перебирают! Раньше настойки да пойла разные заваривала: чай ромашковый, молоко с медом, отвар шиповника… Помню, как она бодро в огороде копалась, цветочки высаживала, а я вокруг нее бегала. Но сейчас баба уже и с печки почти не встает, так медленно по избе ковыляет, сморщенной рукой за палочку держась. Всякого лечить умела, кроме самой себя…

      – Вера Сотникова!

      Я вздрагиваю и смотрю на Марлин.

      Она хмурится и настойчиво повторяет:

      – Вера! Сотникова!

      – Да здесь я! – кричу. – Вы же видите!

      Марлин сжимает губы. Держит на мне взгляд с полминуты, затем вновь опускает глаза в список.

      День тянется как резина. После переклички идем завтракать. Я выискиваю глазами Ваську, дергаю ее за рубашку и тихо спрашиваю:

      – Вас здесь съедобно кормят?

      Она почему-то останавливается, долго смотрит на меня. Протягивает:

      – Как говорится, в голодухе и гвозди съедобными будут.

      – А если серьезно?

      – А если серьезно – да. Комендант бережно относится к рабочей силе. Он заботится о том, чтобы процент смертности был минимальным.

      – Какой добряк.

      – Представляешь, есть дядьки повыше него! И если все подохнут, ему от этих дядек влетит!

      – Странно здесь все. Обязательно найдется рыба покрупнее. А самый главный кто?

      – Фюрер, – мгновенно отвечает Васька. – Гитлер, то есть.

      – Гитлер? Это же…

      – Это ихний вождь. Но ты не бойся, здесь, в штабе, его нет, да и вряд ли будет. Хотя все возможно…

      Не сказать, что столовая меня впечатлила, но я ожидала худшего. Несколько серых столиков со стульями вокруг, кастрюли гремят, горелой кашей пахнет. Права была Васька: здесь и впрямь все не так уж и плохо. Еда есть, вода есть, да и работа нетрудная – шей себе да шей. Вот только как же домой хочется… Мамка поди испереживалася вся. Думает, сбежала я из дому. Наверное, разными словами меня проклинает. А Никита… Плачет, наверное… Буквы немецкие гладит…

      Я жмурюсь и падаю на стул.

      Меня хлопает по плечу Васька:

      – Эй, чего расселась? Как говорится, тарелка на крылышках к тебе не прилетит.

      Рано я радовалась хорошему отношению и прекрасной столовой. Каша больше походила на подгорелый зеленый студень, а пахла прокисшим болотом. Интересно, немецкие повара специально портят еду, чтобы поиздеваться над русскими пленными? Или кто