Шибболет. Вероника Капустина

голос тише стал и глуше.

      За словом— шлейф беззвучной пыли.

      Ты не устал и не простужен—

      тебя там просто подменили.

      Я говорю: «Открой»– на четком,

      обидно правильном наречье,

      как будто вычистили щеткой

      все звуки перед нашей встречей,

      обильно смазав, как детали.

      Твой диалект— сухой и мертвый,

      как будто голос твой пытали.

      На пленке ставят мне затертой

      останки, усмехаясь криво…

      Страшней, чем двери, даже стены,

      больнее ссоры и разрыва

      любые тембра перемены.

      «Дорогой кто угодно, за Ваше письмо…»

      Дорогой кто угодно, за Ваше письмо

      От 9-го ноября— большое спасибо.

      Да, болею, но это пройдет само.

      Все хорошо, а точнее, невыносимо.

      Когда говорят, что мы совершаем круг

      Общий для всех, обычный, – то это враки.

      Каждый из нас дает свой отдельный крюк,

      И нам позавидуют бешеные собаки.

      «Все проходит, и раньше всего любовь.

      Два года— и все, начинай сначала».

      Чтобы больше не слышать подобных слов,

      О любви я попросту замолчала.

      Перешла на «приятно было узнать»,

      «Очень рада», «удачи», «пиши», «посылаю», «вышли».

      Сама отдала все то, что можно отнять,

      И сохраняю только такие мысли,

      К которым не подобрать ни ключа, ни слов.

      Во всяком случае, как правило, не находим.

      Да здравствует почта— честный, простой улов:

      О здоровье, работе, конечно же, о погоде.

      «Влюблённый для друзей потерян потому…»

      Влюблённый для друзей потерян потому,

      Что верен до конца сомнительной догадке:

      Вокруг идёт война, и следует ему

      То молча выжидать, то мчаться без оглядки.

      Любимых к нам вели таким кружным путём,

      В такой кромешной тьме учили улыбаться…

      Назло придуман свет и звук изобретён,

      И тысячи вокруг прожекторов и раций.

      Чтоб не добил его попутчик-конвоир,

      Чтоб не прикончил взгляд и речь не доконала,

      Кто любит, тот бежит. Он трус и дезертир.

      Он без вести пропал, избегнув трибунала.

      «Сказав «Прощай», ты остаёшься жив…»

      Сказав «Прощай», ты остаёшься жив,

      и то же слово выслушав в ответ,

      ты застываешь, трубку положив,

      и смотришь на какой-нибудь предмет.

      Следишь, угрюмый снайпер, вор, шпион,

      упрямый испытатель злой тоски,

      как в вазе раскрывается пион,

      лениво разнимая лепестки.

      Теперь ты и цветку, и вазе враг.

      Пропасть, как и положено вещам,

      они стремятся. Спрятаться во мрак.

      Вещей не существует по ночам.

      Ты, повторяю, жив, а прочих нет.

      Выбрасывая новые «прощай»

      в холодный, по ночам горящий свет,

      в тебе одном вращается праща.

      «Поживём, пожалуй, молча и врозь…»

      Поживём,