Дочь короля. Вонда Макинтайр

что же, не узнали меня, – спросил граф Люсьен, – оттого что я сбрил усы?

      Он говорил столь сухим тоном, что Мари-Жозеф не решилась рассмеяться: вдруг она неправильно поняла его шутку?

      Он действительно сбрил свои пшеничные усы. Может быть, кто-то объяснил ему, что придворные теперь отпускают усы только во время военных кампаний и сбривают тотчас по возвращении в Версаль, чтобы походить на гладко выбритого короля. Он сменил свой простой шейный платок на кружевное жабо с лентами, а простой, подвязанный на затылке по обычаю военных парик – на модный, с локонами, ниспадающими на плечи расшитого золотом синего жюстокора. Большинство придворных предпочитали черные парики, любимые его величеством, однако граф Люсьен выбрал золотисто-каштановый, выгодно подчеркивавший нежный цвет его лица и светло-серые глаза.

      – Я вас узнала, – чопорно ответила Мари-Жозеф, – но вы же адъютант его величества и состоите в свите. Я не ожидала увидеть вас в шатре русалки.

      – Коль скоро русалка занимает мысли его величества, я обязан за ней присмотреть, мадемуазель де ла Круа, – возразил он. – Русалка вверена попечению вашего брата…

      – Сударь, пока мой брат изучает мертвую русалку, живая вверена моему попечению.

      – В таком случае нам с вами придется видеться часто. Вы сможете заставить ее есть?

      – Надеюсь, что да.

      – Ваш брат кормил ее насильно.

      – Уверена, что приучу ее брать пищу у меня из рук.

      – Его величеству не требуется ручная русалка. Его величеству потребна русалка, хорошо откормленная.

      Он откланялся и стал неуклюже, как маленький ребенок, спускаться с края фонтана на землю по низенькой лесенке, опираясь на трость. Мари-Жозеф смотрела ему вслед.

      С другой стороны фонтана задним ходом подогнали к клетке повозку. Рабочие стали скатывать по настилу оглушительно грохочущие бочки. Откуда ни возьмись появился садовник и принялся разравнивать граблями следы колес, оставленные на гравии.

      Рабочий выбил кувалдой днище бочки, вдавив его внутрь, и в бассейн хлынула морская вода.

      Пробили одну бочку, другую, третью, и вот уже в воздухе разлился прохладный запах океана. На поверхности воды в бассейне заплясали пузырьки, задрожала рябь.

      С силой ударив мощным раздвоенным хвостом, русалка взлетела над водой. Вода полилась из ее открытой пасти, с темных волос, заструилась по телу. Спутанная прядь на лбу окрасилась светло-зеленым.

      «Интересно, почему поблекла прядь? Уж не заболела ли русалка?» – забеспокоилась Мари-Жозеф.

      Русалка вывела музыкальную трель и опустила голову под воду.

      Гибким, плавным движением, даже не взрезав водную гладь, она нырнула на дно, а когда всплыла на поверхность, в зубах у нее билась живая серебристая рыба. Русалка подбросила скользкую увертливую рыбу в воздух и поймала ее пастью. Рыбий хвост какое-то мгновение трепетал меж ее губами. Потом русалка сглотнула. Рыба исчезла.

      – Живая рыба! – воскликнула Мари-Жозеф. – Ей нужна живая рыба!

      Русалка снова нырнула и устремилась к повозкам, в чистую морскую воду. Доплыв до решетки,