Дочь короля. Вонда Макинтайр

вы этого не хотели? – спросила Оделетт, одну за другой расстегивая нескончаемые пуговицы на роброне Мари-Жозеф.

      – Конечно, но я не смела и надеяться, что они разрешат тебе уплыть во Францию. Еще до своего отъезда я кому только не писала: матери настоятельнице, приходскому священнику, губернатору…

      Влажный шелк соскользнул вниз, обнажив ее руки и плечи: Мари-Жозеф поежилась от прикосновения холодного ночного воздуха.

      – А потом, в Сен-Сире, я обратилась за помощью к мадам де Ментенон! Я даже писала королю! – Она сжалась в комочек, растирая озябшие плечи. – Впрочем, мне кажется, ему даже не показали мое письмо!

      – Возможно, ваше прошение удовлетворил губернатор. Я прислуживала его дочери во время плавания, хотя мать настоятельница не спешила меня отпускать.

      Оделетт распустила мокрые тесемки на корсете Мари-Жозеф. Мари-Жозеф ежилась, стоя на вытертом коврике. Испорченное платье и серебристая нижняя юбка бесформенной грудой лежали у ее ног. Оделетт повесила плащ шевалье на вешалку.

      – Я как следует почищу его щеткой, и, может быть, когда он высохнет, на нем не останется пятен. А ваша прекрасная нижняя юбка!..

      Оделетт привычно захлопотала по хозяйству, как будто они и не расставались вовсе. Она растерла Мари-Жозеф клочком старого одеяла, особенно налегая на ее руки и плечи, чтобы хорошенько согреть. С диванчика, установленного в оконной нише, за ними следил кот Геркулес.

      Мари-Жозеф расплакалась от злости и облегчения:

      – Она запретила мне видеться с тобой!

      – Тише, мадемуазель Мари. Теперь судьба благоволит к нам.

      Оделетт подала ей изношенную ночную рубашку из простого тонкого муслина, который совсем не согревал.

      – Ложитесь скорей, а не то заболеете лихорадкой, и мне придется позвать хирурга.

      Мари-Жозеф натянула рубашку.

      – Мне не нужен хирург. Я не хочу, чтобы ты приглашала хирурга. Я просто замерзла. От фонтана Аполлона путь неблизкий, особенно если бежать в мокром платье.

      Оделетт вытащила шпильки из золотисто-рыжих волос Мари-Жозеф, распустив их по плечам спутанными прядями. Мари-Жозеф покачнулась от усталости и чуть было не упала.

      – Ложитесь, мадемуазель Мари. Вас так и бьет озноб. Ложитесь в постель, а я расчешу вам волосы, пока вы будете засыпать.

      Мари-Жозеф устроилась между перинами, все еще дрожа.

      – Геркулес, поди сюда.

      Полосатый кот, сузив глаза, наблюдал за ней с приоконного диванчика. Он зевнул, потянулся, приподнялся, дугой выгнув спину, и глубоко вонзил когти в бархатную подушку. В два прыжка он одолел расстояние, отделявшее его от постели. Обнюхав пальцы хозяйки, он прошелся по ее животу и стал топтаться, довольно урча. Хоть он и выпускал когти, под периной она ощущала только мягкое надавливание его лапок да слышала тихое, приглушенное царапанье. Потом он свернулся клубком, теплым и тяжелым, и снова заснул.

      – Спрячьте руки, – приказала Оделетт, выше подтягивая перину.

      – Нет, это непристойно…

      – Вздор, делайте, как