Учительница нежная моя. Юрий Лузанов

оползень, накрыла и затопила. Он забарахтался среди них, новых и выцветших, аккуратных и с торчащими нитками, царапающих лицо, лезущих в нос, пахнущих затхлостью…

      – Выбрал? – будто с другого берега реки, донесся голос швеи.

      Fructus temporum

      11 октября 1989

      Из интервью экономиста Станислава Шаталина:

      «У нас трагическая история, огромная страна с трудным климатом, жалкая инфраструктура. Не надо нам обгонять Америку. И Европу не надо обгонять. Нужно сделать нашу страну приличной в материальном отношении, и чтобы при этом каждый мог оставаться самим собой…»

      «Литературная газета»

      8.

      Вместо того, чтобы говорить красиво, Базаров красиво резал лягушек. Ему это доставляло удовольствие. Чувствуется, что с таким же удовольствием он бы резал людей. Куда больше симпатий вызывает Павел Петрович. Он умный и благородный. А Базаров – просто самоуверенный хам.

      Ирина Леонидовна перевернула страницу и с любопытством продолжила читать школьное сочинение. Ирландец Ким поднялся с коврика и подошел, положил морду ей на колени. Она машинально его погладила.

      Да и какой из Базарова ученый-экспериментатор? Ученый всегда сомневается, задает вопросы. А у этого на все готовы ответы. Примитив. Его счастье, что он умирает. Рано или поздно он бы разочаровался в себе, в своих исследовательских способностях. Поскольку любить он не способен, то и семейное счастье ему недоступно. В 1917-м году такие же, как он, устроили революцию…

      – Тебя же из комсомола попрут за подобные мысли, – пробормотала она, уставившись на вольнодумное сочинение девятиклассника Парамонова.

      В комнату вошел отец.

      – Ирочка, там какая-то женщина тебе звонит. По-моему, она не в себе.

      Ирина отложила дерзкий опус. Вышла в коридор и взяла трубку.

      – Вика исчезла! – оглушила мать Вики Шканиной.

      Выбулькнув еще несколько нечленораздельностей, она бурно разрыдалась.

      Только этого не хватало. Беременная школьница, а теперь еще и пропавшая.

      – Вы классной руководительнице звонили?

      – Фро…Фроловой? Зво… звонила! Она только ругается и меня клянет.

      Через двадцать минут Ирина была у нее дома. Куцый коридор однушки был пропитан душными запахами луковой поджарки, курева, потной одежды, нафталина, дешевых духов и еще чего-то лекарственного. Рано постаревшая женщина торопливо притворила дверь на кухню, где угрожающе храпел Викин отец.

      Ирина вошла в комнату. Здесь сутулилась бедность. Вылинявшие обои с полустёртым узором. Ободранный шкаф с просевшей дверью. Прислоненная к стене гладилка с бурым следом от утюга. Тюлевые занавески в дырах. А в углу, где в каждой семье обычно восседал пузатый телевизор, у Шканиных аскетично чернела швейная машинка Зингер с тугой «тренажёрной» педалью. На исцарапанном столе валялись пилюли успокоительного.

      – Куда я только не звонила, – причитала Шканина, – в милицию, в больницы, морги. Ну, где она может быть?

      – Вы ничего в ней не замечали в последнее время?

      – А