Учительница нежная моя. Юрий Лузанов

уехала на ПМЖ и в слезах притащила Ирине годовалого пса. Ее муж наотрез отказался везти псину в Штаты.

      Ким сразу стал в семье своим. Ирина ради него начала рано вставать. Отец баловал его, как ребенка – подкармливал со стола, позволял забираться на диван. Когда Ирина начинала ругаться, он многозначительно вздыхал: "Расходую на него нерастраченную любовь к внукам".

      В общем, пса они обожали. Ким был умный, ласковый и почти ничего не грыз. Лишь когда с ним давно не играли, мог прихватить ножку стола. Привлекал внимание.

      – Чему вы улыбаетесь?!

      Окрик Коняевой вернул её к реальности.

      – Это, по-вашему, смешно?!

      Перед глазами Ирины Леонидовны трепетало что-то похожее на парус. "Белеет парус одинокой в тумане моря голубом…"

      Но это было не в далеком тумане, а близко. Перед ней свирепо реял какой-то листок, который сжимали жирные пальцы Коняевой.

      – Полюбуйтесь!

      Ирина с недоумением взяла его в руки. Корявый почерк человека, редко излагающего мысли на бумаге.

      Я, Шканина Ангелина Васильевна, сообщаю, что моя дочь Виктория Шканина, ученица 9-Б класса, совращена гражданином Дамбовым, ввиду чего находится на третьем месяце беременности. Виновная за это, помимо гражданина Дамбова, считаю, что учительница русского языка и литературы Стриж И.Л.

      Ирина поморщилась.

      – Что за чушь?

      – Это я у тебя хочу спросить!

      – Ничего не понимаю.

      Коняева вырвала листок.

      – Что у тебя с этой Шканиной? Ты в ее классе уроки ведешь?

      – Веду. Но при чем здесь я? У них Фролова классная.

      – С Фроловой я разберусь. Ты за себя говори. Как это все понять?

      Коняева снова затопала и закричала, Ирина плохо воспринимала. Перед глазами расплывалось скуластое лицо Викиной мамы, затравленной жизнью тетки. Что это ей взбрело в голову? Зачем?

      Она вздрогнула. Теперь Коняева трясла перед ее носом знакомой толстой тетрадкой. Загнутый уголок, перламутровая обложка в узорах.

      – А вот это, уважаемая Ирина Леонидовна, совсем из ряда вон! По этому поводу, милая моя, не то что на школьном педсовете, но и на городском можно вопрос поднять…

      Коняева пыхтела, вздымая барельефный бюст, будто штангист перед решающим рывком снаряда.

      Ирина густо покраснела. Это был ее личный дневник. Как он попал к этой мымре? Она заглянула в свою сумочку, ощупала вещи. Дневника не было.

      Ее мысли, самые сокровенные чувства измяло своими погаными пальцами-червяками это существо.

      – Какое счастье – любить своего ученика, любить по-настоящему, как в великих романах, – прокрякала завучиха, саркастично цитируя ее дневник. – А-я-яй, Ирина Леонидовна, не ожидала от вас такого. Чего-чего, но тако-ого!

      Коняева с видом святоши воздела руки.

      В голову Ирине словно молотом ударили. В висках застучало часто, секундомерно.

      – И я от вас такого не ожидала, Вера Ивановна, – сказала она. – Я всегда знала, что вы…

      – Ну-ну, договаривайте. Вы же у нас такая откровенная! Особенно