Неживая вода. Елена Ершова

он, и не спросил.

      Угловатый званкин силуэт качнулся в сторону. Послышался грохот посуды, как если б кто-то с размаху влетел в кухонный шкаф.

      – Осторожно! – негромко вскрикнул Игнат.

      Званка что-то сердито прошипела. Снова послышался звук сдвигаемого стекла.

      – Тьма – хоть глаз коли. Что тут у вас за банки? Варенье?

      – Варенье, – убитым голосом подтвердил Игнат. – Разбила?

      – Не…

      Силуэт качнулся обратно. Шаги теперь были осторожными, выверенными.

      – Ты как хочешь, а я пошла наверх, – снова подала голос Званка.

      Под подошвой скрипнула ступенька.

      – Баба Стеша велела сидеть тут.

      Игнат тоже подался вперед и ухватился рукой за край деревянной лестницы.

      – Сиди, сиди, – отозвалась Званка.

      Ступеньки продолжали поскрипывать в такт ее осторожным шагам.

      – А как же навь? – страшное слово упало во тьму, как камень в разинутый зев колодца.

      – Вот и посмотрим, какая такая навь.

      Голос Званки звучал теперь от низкого подвального потолка. Кажется, она достигла верхней ступени. Тут же, в подтверждение этого, протяжно заскрипели несмазанные петли – это Званка пыталась приподнять тяжелую крышку погреба.

      – Да помоги же, дуралей! – зашипела она на мальчика.

      Игнат снова не обиделся на дуралея – в исполнении Званки это звучало почти ласково. Бесшабашная храбрость девочки подкупала, так что Игнату показалось, что действительно нет никакой нави, и бояться им нечего. Кроме того, его губы еще помнили прикосновение к влажным губам Званки, и при одном воспоминании об этом Игнатово сердце обволакивала приятная истома.

      Осторожно переступая со ступеньки на ступеньку, Игнат тоже добрался до верха. Вдвоем они принялись толкать деревянную крышку, и старые петли поддались. В глаза тотчас брызнул свет – всего лишь сумрак затененной комнаты, но после кромешной темноты подвала и он показался нестерпимо ярким.

      «А если баба Стеша рядом? – запоздало подумал Игнат. – Велела ведь сидеть и не высовываться. Увидит – такого ремня всыплет…»

      Он не успел дофантазировать все положенные ему наказания, как бревенчатые стены избы заходили ходуном. Снаружи слышался нарастающий рев и треск, от окна полыхнуло, и сквозь рамы начал просачиваться тошнотворный запах гари.

      Проворная Званка первой метнулась к окну. Выглянула в самый краешек стекла, но сейчас же отпрянула.

      – Ох! – сказала она, и повторила. – Ох…

      «Что там?» – хотел спросить Игнат.

      И, как водится, не спросил. Лишь осторожно, молча залез на скамейку рядом с девочкой и тоже глянул.

      Первым, что бросилась Игнату в глаза, было пламя.

      Оно полыхало теперь в полнеба, окрашивая деревенские крыши пурпурным глянцем. Игнату казалось, что даже от стекла исходит жар плавильной печи, таким близким и ощутимым казался ему разбушевавшийся огонь. Над алым полотнищем стлался черный дым – густой и жирный, как кисель. И Игнат услышал, как где-то далеко, за этой ревущей