Рад Разум. Евгений Владимирович Кузнецов

мне мелькнуло… где-то очень далеко… я брал интервью… смотрел… так же?..

      Я опустил глаза… чтобы быть полнее, ощутимее, пространнее…

      Записал номер телефона.

      Сам же – чётко осознавал… иное, тайное, пространство: например, что фамилия её девичья – Вольская…

      Внизу, в ужасном том тесном фойе, – на кого-то заорала толстая белая… на чью-то куртку…

      Вспомнилось отрочество. – Самое страшное ведь время жизни!.. Само слово-то… Отречение – от чего? – От детства. От себя! – От детского всё-понимания.

      Прежде всего – что я за частица. – Светлая или… какая?.. А признаться в этом – больно. А от боли такой – страшно.

      А раз так, то я – всего-навсего частица серая…

      Больных людей нет – есть не признавшиеся себе в причине своей боли.

      И отрочество – распутье. Останешься по-детски искренним – заклюют «ребёнком», ещё пуще – гордецом. И приходится – с мутной посредственной душой – делаться каким угодно профессионалом: юристом, экономистом… военным, политиком… врачом!.. учителем!..

      В мире нет никого… кроме философов.

      В чём и беда мира. В смысле – социума.

      И в чём суть мира.

      Только рассуждают все подсознательно.

      А все философы – злы. – Ведь надо из них каждому переговорить каждого.

      Только добрые – счастливы и безмолвны.

      Я себе с того отрочества: почему я должен видеть эту и эту грязь?!..

      Ведь я пришёл в мир вот таким.

      Но скажи-ка это вслух!..

      Вот по радио, по теле: ежегодно тысячи детей убиты своими родителями. – И где. – За стенкой, в соседней квартире.

      А я – никогда в отрочестве даже и не мечтал… что буду даже хотя бы слышать… мат или перегар…

      Самому закурить?..

      Стать посредственностью!

      Грязь терпеть?..

      А как же – счастье?!..

      …Это самое трудное, что дано, вообще – что мыслимо в этой жизни, на этом свете, в этой видимой жизни, перенести.

      Как жить чистому, если они в самом деле чист?

      Острее этой идеи в мире, мире людей, и не может быть.

      Это край.

      Как жить честному – честно?

      Смысл жить – жить лично, а не на потребу комаров, червей и людей – есть лишь тогда, когда я ежемгновенно – в пространстве многомерном, в Пространстве!

      Всякая иная жизнь – для существа, в котором есть дух, – прозябание двухмерное.

      Вот я – вот окружающий так называемый мир: я – и родня, я – и друзья, я – и учителя… я – и женщины, я – и должность, я – и деньги… и так далее, и так далее… я – и здоровье, я – и болезни… я – и, наконец, черви…

      Вот сны двухмерного пространства.

      Законы всяческие ухищрённые иные – изобретены сонными и – во сне, и – для сонных, и – для сна.

      Забота единственная у разумного: как быть на этом свете человеку бодрствующему?

      …В автобусе вспомнил ночное: «ужас пребывания».

      Чувство это длилось, по сути, и теперь. Разве что я с ним смирился.

      Да, не привык, а смирился.

      В тот, под одеялом, миг я особенно чётко ощутил себя, меня… маленьким живым предметом… в огромных сомкнутых ладонях…

      Так