В мире событий и страстей. Владимир Бурлачков

ведь это не были какие-то там беспорядки? – спрашивала Аня.

      – Нет, наверное.

      – А все те, кто собрался там, они были озлоблены? Они хотели отомстить?

      – Ну, знаешь ли, радостных там не попадалось. Какая радость, когда сначала бьют, потом стреляют… Когда толпа увидела убегающий ОМОН, я подумал: ой, что будет! Я думал, их на куски могут разорвать, за все, что последние дни было, когда они женщин и стариков ногами пинали.

      – А что дальше будет? – спросила Аня.

      – В этом-то все и дело.

      – Но если колючей проволокой оцепили парламент, это же переворот! – Она смотрела на него большими, растерянными глазами. – И если теперь все увидят, что люди освободили парламент, то армия не сможет защищать Ельцина. И все это должны сказать по телевидению. Да? Тебе верится, что все хорошо закончится?

      – Мне? Как тебе сказать… Хотелось бы, чтобы дальше была нормальная жизнь. Но ты видишь, сколько кругом истеричных. И они все что-то да ненавидят.

      – Что ненавидят? – не поняла она.

      – Кто – что… Кто-то считает, что не в то время родился и не от тех родителей. Кто-то – что не в той стране. И всем им что-то недодали. Всю жизнь виноватых в этом ищут.

      – Слушай, а почему ты сегодня туда пошел? – спросила Аня.

      – Ну, вранье не может же быть навсегда. И чувство, что какая-то страшная сила на нас накатилась. Не один я это почувствовал. Поэтому и стали у Верховного Совета собираться. Даже забыли ему, что он роспуск Союза поддержал.

      Первый канал телевидения не работал; по второму объявили, что в Останкино идет митинг, а они выходят в эфир из резервной студии. Дальше понеслось про молодчиков у телецентра. Один за другим на экране появлялись известные либералы и демократы, кричали: «Где войска?!», «Почему нас не защищают?!». Заявляли, что в Москве – попытка переворота, и что в город надо срочно ввести армию.

      – Вот так все и раскручивается, – сказал Олег.

      – А почему митинг в Останкино? – спросила Аня.

      – Наверное, парламент хочет обратиться к стране.

      – Почему же они парламенту слова не дают?

      – Сегодня по людям стреляли, – говорил Олег. – А ты спрашиваешь, почему слова не дают!

      – Но если сейчас кто-нибудь выступит и все людям объяснит?

      – Я, наверное, опять к Верховному Совету пойду, – сказал Олег.

      – А я? Я с тобой!

      Олег помолчал и ответил:

      – Ты дома сиди. Ладно? В тылу! А я тебе буду звонить и докладывать об обстановке.

      – Почему ты меня не хочешь с собой брать? Мне тут одной страшно будет.

      – Не будет! Я же тебе говорил! Чтобы сюда прийти, я через машины перелезал. А сейчас – неизвестно что в городе. Ты готова получить по спине, ни за что, ни про что, резиновой дубинкой? Тогда сиди дома!

      – А ты?

      – Со мной ничего не будет! Я чуть что – в переулок.

      – И я с тобой – в переулок. – Она встала и пошла к двери.

      – С тобой только одна морока будет.

      – Тогда и ты никуда не ходи. – Она выглянула из коридора.

      – Я пойду, посмотрю и вернусь. – Он старался говорить