Быт Бога. Евгений Владимирович Кузнецов

это слишком близко к сердцу.

      …И приближения рассвета ещё не было, но чуял я, что это, рассвет, бывает, бывает…

      …Настороженность: а что это – то, что я родился, – значит? – это и есть моё настоящее настроение.

      Вокруг же – или намёки, или помехи.

      …Чего мне расстраиваться?.. Вообще: мне – чего расстраиваться?!..

      …Призвание означает – понять!..

      …Ведь у меня есть память?.. Память о том состоянии.

      Моя Колыбель – Умиление.

      Умиление – моя Колыбель.

      …Не ходи по своим следам. Они не пропадут.

      Они – для после.

      Не езди в часть, где служил, в вуз, где учился…

      …Вдруг заметил, что я представляю, как я буду скоро улыбаться и – по-настоящему: как большой, как взрослый!..

      Заторопился подумать: не выключить ли всё-таки свет… пока ещё ночь…

      Заторопился вспомнить: что же важное ещё на сей миг не вспомнил…

      Сон мой!..

      И недавно.

      Я – я. И я держу в руках… моё тело… И спрашиваю того, кто держит моё тело, – себя, получается:

      –– Это я?..

      Кивает мне утвердительно кто-то, кого я не вижу, но знаю, что он кивает…

      –– А – это?.. – Показываю подбородком на тело.

      Но тут… у того, что было сном, продолжения не стало…

      Что ни слышу от других о жизни – понимаю, слушая, что это, жизнь, – какое-то сырое, податливое, неприятное, тягучее событие…

      Только Брата, только Ваню всегда помнил как знающего что-то определенно.

      Неурядица какая, ругаются все – а мы с ним молчим – и вдруг да ни с того ни с сего переглянемся… словно раз навсегда когда-то до этого договорились…

      -– Как лучше жизнь перебыть? – Ну, не в колхозе же работать!.. Совсем недавно – связи иметь. И я всё по райкомам и обкомам. Всё-таки от звонка до звонка надо было. Но так я проявлял свои способности. А теперь их и не надо скрывать. Всё! Купил – продал. Или жвачку, или завод. Так весь мир нормальный живет. А кто книжки читает – пусть их и ест.

      –– Мы – верили! И работали на общество. А нынче всё, что мы наработали, разворовали. Как же после этого нам свои жизни перебывать?.. Вот теперь бы распоясать народ! Тех, кто не умеет хапать!

      –– Вы не знали, что жизнь это – перебыть. Так и я не знала и не знаю. И наплевать. А вот вы подсунули мне сынка разгильдяя-пьяницу, ну и возитесь теперь с его дочкой-дурочкой!..

      Современник… родители… сноха…

      Вскочил вдруг!.. Сел на кровати…

      Брат… Брат… в камере?..

      Жидкий свет лампочный за ночь, казалось, протух… С гадливостью подумал об этом свете тусклом – напомнил он мне, что у меня есть… лицо и мне ещё надо что-то им… выражать…

      Одиночество моё на миг ощутилось мною как омерзительное одиночество, туалетное одиночество.

      Я медленно встал на мои ноги.

      Умыться забежал быстро – как в перегретую сауну, холодную воду туго прижал к лицу три, как всегда, раза… Видел, однако, теменем своим, моим, что зеркало, над раковиной, бракованное: в углу "молоко"…

      Выбежал брезгливо – походя вспоминая, как не любил всегда зеркал, не любил всегда своих фото… не любил никогда ни газет, ни радио, ни