Портрет в черепаховой раме. Книга 1. Покинутая дама. Эдуард Филатьев

И глаз там с него не спускай! До самого моего приезда.

      – Слушаюсь, – ответил Панкратий и, бесшумно ступая по половицам, покинул гостиную.

      Пациент лейб-медика

      Вечером того же дня Иван Самойлович Роджерсон вошёл в апартаменты, которые занимал двадцатидвухлетний фаворит государыни Екатерины Александр Дмитриевич Ланской, и спросил:

      – How are you? – и сразу же повторил по-русски. – Как чувствуем себя, господин Александр?

      Тот ответил:

      – Силы потихоньку возвращаются.

      – Это неплохо! – сказал лейб-медик. – Даже, пожалуй, очень хорошо! Выходит, raspberry помогает.

      – А нет ли средства посильней малины?

      – Княгиня Голицына рекомендует ещё хрен с горчицей употреблять. Во время обеда.

      – Попробую! Хотя я и так люблю эти приправы. Но не думаю, что они могут мне помочь.

      – Княгиня просто так ничего не посоветует.

      – Попробую! – с надеждой воскликнул Ланской. – Принеси!

      На следующий день

      Придворный звонарь Кузьма Немов сказал негромко:

      – Хватит спать! Пора вставать!

      Затем перекрестился и семь раз пробил в колокол, возвещая о том, что уже 7 часов утра.

      В пустом тёмном коридоре Зимнего дворца появилась заспанная Марья Перекусихина.

      Происходила Марья Саввишна из семьи рязанских дворян. В юном возрасте перебралась в северную столицу и поступила на службу к великой княгине Екатерине Алексеевне, став одной из её комнатных девушек. Всех их на немецкий манер звали юнгферами. После переворота 1762 года, провозгласившего Екатерину самодержавной правительницей России, Марья Перекусихина оказалась в числе ближайших наперсниц государыни. Но при этом продолжала именоваться горничной царицы или – на всё тот же немецкий манер – камер-юнгферой или первой камер-фрау.

      Подойдя к покоям императрицы, Марья Саввишна решительно отворила дверь и вошла в спальню. Екатерина уже проснулась, но всё ещё лежала в постели.

      – Доброе утро, Катерина Лексевна! – негромко произнесла Перекусихина.

      Государыня молчала.

      – Доброе утро! – чуть громче повторила Марья.

      – Здравствуй, Саввишна! – еле слышно ответила Екатерина. – Сон странный мне приснился. Разобраться хочу!

      – Что за сон?

      – Будто бы монумент ожил.

      – Как это?

      – Конь заржал, Пётр стеганул его, конь спрыгнул с гром-камня и поскакал. По Гороховой улице. А Пётр кричал на ходу, что до армии Суворова доскачет и поведёт её на Анапу.

      – Что за Анапа такая?

      – Крепость на Чёрном море. Турки её строят.

      – Ну и пусть себе строят, турки – крепость, а мы – монумент! – сказала Перекусихина, раздвигая портьеры на окнах. – Со статуей всё ясно: четыре уж года прошло, как лошадку отлили, застоялся коник, и император заскучал. Решили поразмяться. И подсказать тем, кому сны такие снятся, что пришла пора с кроватки подниматься.

      – Роджерсон по утрам полежать советует, – сказала Екатерина. – И Сашенька к тому же болен.

      – Александр Дмитрич скоро поправится, Роджерсон крепко за него взялся!