Не самые хорошие соседи. Маттиас Эдвардссон

после того, как он, совершив крутой обгон, затормозил прямо передо мной. Вот придурок. Я уже собралась ему посигналить, но тут на «вольво» загорелся синий маячок. На обочине было место для остановки. До того как полицейский подошел, я успела найти в сумке жвачку и опустить боковое стекло.

      – Вы ехали с превышением скорости. Куда-то спешите? – Полицейский сунул голову в салон – и уперся в мое декольте.

      Конечно, я могла бы возмутиться, но вместо этого решила подыграть и сказала:

      – Извините, констебль.

      – Петер, – ответил он.

      – Простите?

      – Меня зовут Петер. Вам не нужно называть меня «констебль». Будьте добры, ваши права.

      Я поставила сумку на колени, слишком сильно наклонилась вперед и очень долго искала кошелек.

      – Жаклин Эва Селандер, – прочел он и посмотрел так, как на меня обычно смотрят все мужчины.

      – Просто Жаклин, – сказала я.

      – Впереди школа, просто Жаклин. Поэтому тут надо ездить помедленнее.

      Я притворилась маленькой и взмахнула ресницами:

      – Простите… Петер.

      Он сделал шаг назад. А в полицейской форме что-то есть. К тому же этот Петер, судя по всему, не вылезает из тренажерного зала.

      – Вообще-то, обычно я не лихачу.

      Так говорила героиня одного фильма. От сердитого настроя Петера не осталось и следа. Возвращая мне права, он просто сиял.

      Реальный мачо. Из-под рубашки выпирали мускулы, обвитые жилами.

      – Похоже, я обязан взять у вас номер телефона.

      Очередное подтверждение, что я еще ничего. Иногда это нужно. Ровно сутки Петер присылал текстовые сообщения и мемы. На вторые сутки мы переспали.

      14. Жаклин

      После катастрофы

      Пятница, 13 октября 2017 года

      Когда я выхожу из кухни Бьянки и Микки, мне кажется, что температура упала на несколько градусов. Оке на диване читает новости на канале «ТВ-текст», Гун-Бритт увела детей наверх. В тишине скрыты капканы. Я надеваю кофту и подхожу к сидящему в кресле Фабиану:

      – Вставай, пойдем домой.

      Он на меня даже не смотрит. Мне хочется взять его и встряхнуть, погладить, обнять. Как это делают мамы. Но вместо этого я просто говорю:

      – Идем!

      Полицейский в дверном проеме внимательно смотрит на нас. Оке тоже.

      – Вы ее не арестуете? – спрашивает Гун-Бритт. Она стоит на лестнице и так крепко сжимает перила, что они вибрируют. – Она алкоголичка, – выпаливает Гун-Бритт.

      Она никогда не скрывала собственного презрения, но это уже переходит все границы.

      – С тех пор как вы сюда переехали, от вас одни неприятности. Видишь, что ты натворила! Ты этого хотела, да?

      Полицейский смотрит на меня. Нужно промолчать, взять себя в руки. Что бы я ни сказала, они истолкуют это против меня.

      – Успокойся, – говорит жене Оке.

      – Ты понимаешь или нет? Бьянка, возможно, никогда больше не придет в себя!

      Она облачает в слова самые страшные опасения. Я отстранялась