Казачья Молодость. Владимир Молодых

моего дня рождения не плохо бы посетить ресторан у озера. Это было куда более приятнее, чем эти исповеди, не стоящие, по-моему, выеденного яйца. В ресторане в дневное время было мало людей. Мы сели у окна с видом на озеро. Официанты Софи знали, так что нам быстро накрыли стол. Заказывала Софи – у меня карманных денег не было. Я не просил у отца денег, а сам он, наверное, считал, что они мне не нужны.

      Мы веселились, болтали, шутили и танцевали допоздна.

      – А ты, я смотрю, не изменился. Вырос, но все тот же казак. Каким ты был – таким и остался, – прижимая свое горячее девичье тело ко мне в танце, тихо на ухо проговорила Софи. – Я думала, что гимназия сделает тебя другим. Но по поступкам твоим видно, что в тебе сидит все тот же Разин или Пугачев. Но ты сегодня дал мне волю. Разин ваш лишь только собирался дать народу волю, а ты дал мне ее…

      Мне пришлось вернуться в беседку за «Книгой для путешественников».

      9

      Бутин по пятницам устраивал вечера. Здесь были близкие ему люди города. Любезный, хлебосольный, либеральных взглядов он любил собираться на открытой веранде с видом на английскую часть парка с классическим газоном. Чаше среди гостей были промышленники, адвокаты, директора училищ. Он предпочитал встречаться с людьми дела. Деловой человек – он и скажет умно, к месту. А сколь деловых людей из старой веры? Оно и видно: в чьих руках капитал. Все Морозовы, Третьяковы – да сколь их по России – и весь их капитал корнями уходит в старую веру. И всякий раз, начиная подобное собрание своих единомышленников, Бутин скажет, что капитал России идет от нас, от старой веры.

      В какой-то раз разговор зашел о казачестве.

      – Ты, я слышал, отказался участвовать в скачках на летних сборах казаков твоей станицы. Я одобряю это. К намеченной цели надо идти, не считаясь ни с чем, – благодушно заметил Бутин.

      – Я не готов к серьезным скачкам. В родной станице нас, Дауровых, все знают – и я не хотел опозорить наш род казачий. Конь от дяди был мною плохо объезжен. Мы плохо знаем друг друга. А любая скачка – это риск и для коня, и для меня. Но атаман обиделся – и снял казаков с раскопок.

      – Ты все верно сделал. Тебе еще рано выступать среди казаков – ты не призывного возраста. А на атамана обиды не держи. Но одно помни, что твоя мечта тебе принесет еще немало бед. Ты к этому будь готов. В тебе староверского упрямства от матери предостаточно – его не занимать. Ты многого добьешься, потому что мы все здесь старой веры и многие из нас миллионщики. Старая вера держалась на грамоте. Вот и мать твоя готова была учить, вас сыновей, хотя дни жизни были ее сочтены. Это подвиг матери-раскольницы. Ты это помни. А то, что было с тем польским офицером-жандармом, то забудь его. У тебя ангел хранитель – сам император. Но поляк – он коварен. Будет при случае мстить тебе. Да, будет не просто. Он, как и все поляки, авантюрист. Это у них в крови. Знай, правда на твоей стороне, а я, если надо, помогу. Ты хоть на половину, но нашей веры, старой.