Люба Украина. Долгий путь к себе. Владислав Бахревский

проклятого имени… Не за тем я тебя позвала, чтоб открыться. Вот письмо. Возьми его, перепиши три раза, ты грамоте обучена. И передай верным людям. Письмо это из-за Порогов от Хмельницкого. Зовет он к себе казаков и людей всякого звания. Зовет на панов подниматься. Возьмешь письмо, или страшно?

      – Возьму!

      – Спасибо, дочка! Не отмолить мне ни у людей, ни у Господа Бога великого материнского греха моего: палача родила. Нет мне прощения и перед своей совестью, до конца дней моих буду ходить по земле, кликать смерть на голову палача-сына и тех, кто вложил в его руки раскаленные клещи и топор!

      Передала старуха письмо Степаниде, поклонилась ей до земли и пошла в ночь, не оглядываясь.

      5

      Покатились слухи по Украине о подметных бунтарских письмах. И еще был слух о Савве Турлецком, епископе. Дескать, поймали казака в одежонках нищего, а в каждой прорехе у него письмо от сотника Хмельницкого ко всем казакам и честным людям, чтоб за себя постояли против панских бесчестий. Приказал Савва устроить из писем костер, а в назидание и для устрашения простолюдья велел отрубить тому казаку обе ноги, чтоб не носили они его по земле, троим же слушателям запретных писем отсек по локоть правые руки, чтоб не были Хмельницкому помощниками.

      Вспомнила молва Вишневецкого, Иеремию. Князь над лирником казнь учинил. Лирник тоже за Пороги звал народ. Отрезал палач Пшунка при всем честном народе язык лирнику, а на лоб печать каленую приложил. Говорили, похвалялся князь Иеремия: ни один лирник, ни один ходок с письмами не посмеет сунуться на Лубенщину – вотчину Вишневецких.

      Дошел сей слух до Степаниды.

      6

      Иван Пшунка стоял перед князем Иеремией. Огромный детина – хозяин рук своих – перед маленьким человеком, у которого каждый волосок был заряжен жаждой власти.

      – Запомни, – сказал князь и дотронулся длинными тонкими пальцами до золотого распятия на стене, – все, что творят люди, записано в книге скрижалей. Бывают времена, когда людям достаточно слова, чтоб они вернулись на путь истины. Тогда говорят священники. Нынче Бог послал нам другие времена. Не слово, а дыба может образумить людей. Прояви все свое искусство, но устраши толпу. Пролей кровь одного из тысячи, ибо иначе прольется кровь многих тысяч ни в чем не повинных людей. Вся надежда на тебя, Пшунка.

      Иван поклонился.

      – Ваша милость, бабу какую-то поймали с воровскими письмами. Как с бабой быть?

      – Казнить при народе. Наилютейше! Пусть все знают: никому пощады не будет – ни женщинам, ни детям, ибо, если разразится бунт, первыми его жертвами будут младенцы и женщины. Постарайся, Пшунка.

      – Будет исполнено, ваша милость.

      7

      Толпа стояла, зажатая железным каре воинства князя Вишневецкого. Пшунка, в красной дьявольской одежде, пламенел на помосте, сбросив с головы капюшон. Одна слава его повергала жертву в бесчувствие.

      Женщину привели в мешке.

      – Здравствуй, голубка! – сказал он ей, взяв за плечи и легонько перекрутив, прикидывая, к чему жертва более подходит. – Начнем с гусака, пожалуй. Головку твою прижму досками