Обручник. Книга первая. Изверец. Евгений Кулькин

Ульяновы переживали вот эту самую полосу бессилия. Ибо всем было понятно: из Симбирска надо уезжать. И вовсе не потому, что на них многие стали смотреть как на изгоев. А что Володе нужно было продолжать образование. Поступать в университет.

      Об учебе в столице речь можно не вести. Равно как и в Москве тоже. Оставалась Казань.

      И вот сейчас, когда появилось в газете объявление, что по улице Московской назначена распродажа некого скарба и самого дома, и пошли к ним гужом люди – больше любопытные, которым хотелось увидеть мать, воспитавшую покусителя на царя.

      А один старик, который даже пробренчал что-то на рояле, уходя, сказал:

      – Ваш весь род извести надо, чтобы еще подлее чего не выкинули.

      Но были те, кто понимали. И даже сочувствовали.

      Одна гимназистка, исполнив на рояле Баха, незаметно для остальных пожала руку Володе и шепнула:

      – Ты отомстишь за брата!

      И по душе у Володи как бы прокатился некий огненный шар, который, поуменьшившись, постоял в подгорлье и тихо сгас, словно его вовсе и не было.

      И именно тогда Володя подошел к матери и сказал:

      – Знаешь, давай не будем продавать рояль. Пусть останется на память.

      И он не уточнил, о чем именно.

      Глава пятнадцатая

      1

      – В Казани живут за наказанье! – выкрикивал, как Ульянов чуть позже понял, сумасшедший. – В Казани – одни терзания.

      – В Казани и – знания, – подрифмовался и Володя к названию города, в котором надлежало жить и сбывать свое, не очень понимаемое многими, время. Студенты же, собранные вместе, говорили о чем угодно, только не о своей будущей профессии.

      Всем правил и хаос и крамола. Умы находились в самом раздрайном состоянии.

      Хотя порядки в Казанском университете были не из тех, где повольготничаешь или пошикуешь. Чуть чего – и выговор тебе. А он не поможет, тогда угодишь в карцер, где живо поймешь, чем отличается скучная классная комната от одиночной камеры.

      Помимо карцера существовали штрафы и, конечно же, увольнения. Но и это еще не все. Наиболее строптивых ждала перспектива оказаться в солдатских казармах далеко не на правах экскурсантов.

      – Одного из наших, – сказал Володе наиболее говорливый из студентов, – даже в дисциплинарный батальон отправили.

      И вскоре Володя узнал, кто такие «педели». Это те надзиратели, которые считали предательство своим призванием и делали это с особым старанием и даже вдохновением.

      – Смотри Потапу на глаза не попадись, – предупредили Володю чуть ли не в первый день.

      Он хотел было спросить: а что это, мол, за зверь, как увидел перед собой бородатого, лишенного опознаваний интеллекта громилу, который, подманив его своим толстенным пальцем, вопросил:

      – Так это ты брат бунтовщика?

      Володя не успел ответить, потому как в это самое время к ним подошел некий безликий «педель» и что-то шепнул громиле на ухо.

      И тот – спешно – направился к выходу.

      Так состоялось знакомство Ульянова с инспектором