Обручник. Книга первая. Изверец. Евгений Кулькин

рядом считал вслух:

      – Раз… два… пятьдесят…

      А вскорости была объявлена цифра, про котрую кто-то сказал:

      – Ни туда, ни сюда.

      Действительно, только одного билета не дотянули до того, чтобы их была сотня.

      Володя, естественно, не мог, вернее, не имел права быть вне этой неполной сотни.

      И когда его догнал тот парень с увертливыми глазами, пытаясь быть беспечным, спросил:

      – Ты, кажется, с Дона?

      – Да. Со станицы зимовейской.

      – Постой! Это у вас там родились и Разин, и Пугачев?

      – Совершенно верно! И Генералов тоже.

      Они прошли несколько сотен шагов, прежде чем парень сказал:

      – Почему билет не сдал, я как-нибудь расскажу другой раз.

      – Ну зачем? – неброско глянул на его жалкость Ульянов. – Это же дело сугубо добровольное. А потом, зачем быть таким, как все.

      И парень, видимо все же непонятый, побрел от него прочь.

      Глава шестнадцатая

      1

      Если отвлеченнее об этом подумать, то очень легко представить себе такую картину. Бал кончен. Гости разошлись. Прислуга мечется, чтобы навести повседневный порядок. А душа того, ради кого все это затевалось, так и осталась пуста.

      И тогда он лезет в шкакулку за револьвером.

      Нечто подобное испытывал Володя Ульянов, когда пришел с той самой сходки, которую – как-то на одном дыхании – провели взбунтовавшиеся студенты.

      Вспомнился ему давний разговор с другом семьи Яковлевым, когда он сказал:

      – Если хочешь кого-то удивить, попытайся в этом деле потренироваться на себе, и ты скоро поймешь, какое это неблагодарное дело.

      Да, многие сегодня собрались только затем, чтобы удивить.

      Может, и он в том числе.

      Если говорить честно, ему не хотелось сразу же подпасть под власть толпы, не ощутив свою личность в ней. Так, наверно, теряется иголка в стоге сена.

      Вместе с тем, как брат Александра Ульянова, он не имел права далее оставаться в университете. Ибо в том, что их всех исключат, не было никаких сомнений.

      И тут ему на память пришел тот самый парень с увертливыми глазами. Почему он не присоединился ко всем? Чего именно побоялся? Ведь все время был где-то рядом. А вот в ответственный момент растворился среди тех, кто ничем не рисковал.

      Он – на ощупь – взял какую-то книгу. Не глядя ей в лицо, раскрыл. Уронил взор на текст и стал читать вслух:

      – «Один ученый нашего времени, который к сожалению отвергает Евангелие, как-то раз высказался, что он никак не может понять, отчего произошло то, что какой-то распятый на Голгофе иудейский раввин мог победить и уничтожить греческих богов и римское могущество. Этого никогда не поймут и не могут понять неверующие; ибо слово о кресте и о Распятом будет всегда для одних глупостью, для других соблазном».

      Он глянул на обложку книги.

      «Страсти Христовы» и – особо отмеченный раздел «Беседы о страданиях».

      Да, сегодня, вернее, может именно не в этот день, а в другие последующие, ему предстоит иметь эти беседы, сопряженные