La Critica. Первая книга казанской трилогии. V.S.

«и»? – скептически парировал Глеб.

      – И останется пристроить ещё две тысячи, – ответил я. – Ну разве не радость?

      – Радость, – согласился Глеб.

      – По двести пятьдесят штук в каждую рюмочную, про которую писала наша легендарная газета в этом месяце. А потом устроим праздничный ужин, – рисовал я перспективы.

      Пробка двигалась очень медленно. Дорога вела в гору. Так и сцепление недолго сжечь. Справа – на пешеходной улице, которая вела от Кремля до ГУМа, под стенами православного храма – происходило какое-то сборище. Кто-то орал в мегафон, кто-то размахивал плакатами, пока ещё малочисленные полицейские нервно мялись в сторонке; местные телеканалы разматывали свои «удочки», чтобы начать трансляцию. По всей видимости, происходило какое-то гражданское волнение. Мы с Глебом как завороженные смотрели влево и не заметили, как машины спереди уехали. Нам засигналили сзади, но мы не перестали стоять и смотреть.

      – Вот бы нам с нашей газеткой оказаться в центре событий, – вслух подумал Глеб; хотя впоследствии он отрицал, что вёл подобные речи.

      Вряд ли я смогу вспомнить досконально то, что происходило в следующие пятнадцать-двадцать минут; какие-то обрывки фраз, типа: «Куда ты прёшь?! Это пешеходная зона!» и «Вы ещё из какой партии?!..» и прочие теги. Кажется, температура моего тела достигла сотни градусов, когда я ходил среди толпы и, повторяя за оратором его выкрики, совал в руки митингующих нашу газету. «Немедленно уберите машину с тротуара», – пока ещё вежливо просил служитель порядка. «Ага-ага, сейчас», – отвечал ему Стальский и продолжал с невероятно политизированной миной раздавать нашу газету людям. Краем сознания я понял, что большинство собравшихся – молодёжь. В какой-то момент к первому оратору присоединился второй, трибуной которому служил полицейский джип; этот второй в свой усилитель голоса с выражением проговорил: «Немедленно разойдитесь, иначе мы будем вынуждены принять меры».

      Мы со Стальским настолько отрешились от реального мира, что никак не отнести сказанные слова к нашим персонам. Краем глаза я видел людей с микрофонами, видео и фотокамерами; некоторые из них были фрилансерами, но преобладали профессионалы. Краем другого глаза я видел мелкие телесные контакты молодых людей со служителями правопорядка. Нашу машину, запаркованную здесь же, теперь уже окружала толпа, через которую – если бы мы решили вдруг убраться – проехать было бы сложно. Меня кто-то дёрнул за рукав; довольно грубо – так, как будто этот кто-то чувствовал своё полное и безоговорочное право дёргать за рукав людей. Я сделал вид, что меня это не касается, а когда это повторилось, то толкнул «дёргальщика за рукав» в грудь и обозвал «гондоном». Всё, больше я ничего не помню.

      *****

      – Это ваши пиздастрадальцы? – сверяясь с документами, спросил у Стальской старший лейтенант.

      Мы с Глебом как две шимпанзе из вольера с грустью смотрели на Марту и старлея, одной рукой держась за решётку, а второй поддерживая штаны; ремни у нас отняли, чтобы мы не повесились.

      – Да, мои, – с кислой миной ответила Марта и сделала шаг в сторону