Звукотворение. Роман-память. Том 1. Н. Н. Храмов

в бытность недавнюю. Оно так и водится, справедливо считал Глазов, – нужно всегда что-то лепить: характеры, фигурки, украшения и поделки-не подделки. Иначе нетрудно облениться и зачахнуть на корню. И ещё вот о чём непременно сказать надо. Обладая широкой натурой, впечатлительной и творческой душой, Анатолий черпал силы для внутреннего развития, для – будем искренни до конца! – сопротивления той атмосфере, обстановке, которые стали его новым домом, в роскошных чертогах дворцовых, стилях архитектурных и внутреннем насыщении покоев, залов, анфилад несметными сокровищами гения и духа человеческого. Плюс – в музыке. Одно здесь дополняло другое… Сопутствовало третьему… Вот почему в глазах юноши пылал огонь, что не заметить было нельзя и что бесило многих. Многих, поскольку лепил он не всегда безобидные штучки.

      – Клав, ну-к, глянь, что это?

      – Ой, вот здорово! Вылитый Сашка!

      И она, смеясь, незлорадно, искренне, любовалась комичным, пародийным изображением некоего, ей известного спотыкача…

      Яро, с пеной у рта вымещал на Анатолии свою злобу нутряную рыжеватый, трусливый заика Саша Охлопков, сынуля, управляющего банками гореловскими сынок. На головке – причёсочка общипанная, нос – картофелиной с загогулиной – красавец, словом. То ли от недостатка физического, то ли от уродства морального бралась в мальчике неуёмная злоба – сказать трудно. Всё перемешалось. Злобу эту в сы-нулином теле, жирно-обрюзгшем в раньелетстве уже, раздувал сам – Охлопков-старший, значит. И делал оное искусно, с прицелом дальним: чаял оженить уродца на Клаве и макаром таким чужие миллионы баснословные, которые в сейфах его опроцентивались, и де-юре, и де-факто в собственность со временем превратить, нажиться одномоментно(!) на состоянии сказочном, не мелочиться!..

      – Голыша этого трави, Санёчек, нехай самому себе мерзок будет!

      – 3-забавно! 3-зы-здорова!

      По хорошему ежли, то пожалеть бы дефективного – увы! ещё той породы был младшенький! Яблоко от яблони далеко не укатится!..

      Вот Санёчек и травил Анатолия, подчёркивал холуйский, рабский статус последнего, унижал при Клаве – унижал цинично, тонко, «изячно-с»!

      И всё-таки, несмотря ни на что, юноша счастья вздохнул. Жил сыто, в тепле, думаете, потому и вздохнул? Да разве подлинное счастье в этом? Грамоте с Клавиной помощью обучился, ноты узнал, что-то простейшее наигрывать обеими руками начал? Отчасти, да, но и не более! Он теперь крепко усваивать стал главное знание, истину непреложную: мстить и бороться не только оружием и кулаками можно – шалишь!

      Есть ещё выдержка, слово твёрдое, стойкость и характер мужские, взгляд, от которого шарахаются недруги и оскоплённые ненавистью прихлебатели, иуды, выродки-подлецы. Это внутреннее знание и делало его по-настоящему счастливым, цельным человеком. Он убеждённо верил: Клава тоже станет хорошей, честной, доброй девочкой, девушкой… не в пример домочадцам и посетителям, гостям, источающим направо-налево мыслимые