Звукотворение. Роман-память. Том 1. Н. Н. Храмов

Профессионально быстрым движением приложил ладонь девочке на лоб, потом взял её за руку, сосчитать пульс, и всё это как-то незаметно, играючи, затем, причмокнув, заявил веско-авторитетно, что больную нужно отнести в каюту, положить у открытого (дважды подчеркнул: открытого!] иллюминатора.

      – Покой-сс! Покой, покой, покой… Тэксс? – лукаво подмигнул Клаве. – Завтра будешь, как огурчик!

      – Нет! Не хочу отсюда! Я уже совсем поправилась! Лазарет Лазаретыч, миленький! Честно-пречестно! Только прошу: попросите папеньку и капитана, чтобы дядю-мальчика не выбрасывали за борт!! Чтобы его никуда не выбрасывали!! Я люблю его, мне хорошо с ним!

      «Лазарет Лазаретыч» пришлось всем по душе, знали: Клава так в шутку величает Лазаря Лазаревича Филимонова, личного доктора семьи Гореловых, в прошлом хирурга, многоопытнейшего, получившего контузию в порт-артурскую кампанию и обладающего поистине энциклопедическими познаниями в плане чисто терапевтическом. Напряжение спало.

      – Родя!

      Горелов зыркнул на жену, прочёл в глазах её вдруг зажегшихся непреклонную волю, понял: это тот редкий случай, когда перечить женщине просто нельзя. «Твоя взяла…» – подумал, вслух же:

      – Господин капитан, Николай Николаевич! Обстоятельства, сами изволите видеть, складываются таким образом, что я вынужден убедительно просить вас заменить этого – кивнул на Анатолия —…рабочего… В ближайшем самом будущем он нам понадобится для иных дел!

      Тем временем к Глазову подошёл Филимонов, взял паренька за локоть, обратился к Клаве:

      – Помилуйте, Клавушка-сударушка, (ответный ход!], ничегошеньки с ним не случится. Тэксс! Н-ну, деточка, слышишь?

      – Пускай рядышком будет, всегда, я его никому не отдам! Не отдам!! Его за борт хотят вышвырнуть! Капитан говорил… Лазарет Лазаретыч, миленький, я не умру? А то его без меня вышвырнут… А меня за борт не выкинут?!

      Толя вздрогнул. Вспомнилось всё. «Сталось что, Клавушка, барышня, ась?!»

      «Не бред то…»

      В любую секунду могла разразиться самая настоящая истерика. Все это прекрасно понимали. Улегшееся несколько минут назад напряжение грозило рецидивом, что чревато было ещё более сильными эмоциональными переживаниями – судорогой. Признаки бреда, навязчивых сумасбродств являлись предтечей и не заметить их – значило проявить безалаберную, преступную по отношению к Клаве бездушность. Динамику развития заболевания нервного предсказать вообще невозможно, всегда следует быть готовым к самому нехорошему сценарию.

      – Конечно же, не помрёшь, что ты? Господь с тобой! И мальчик твой с тобою отныне постоянно будет. Родио-о-он!!

      Возражать Наталии Владимировне, этой мегере?! Прилюдно?! На глазах у посторонних, впридачу – сорванца вонючего???

      Горелов сказал лишь:

      – Подведите его – ткнул на подростка.

      Незаметно-тихо оказавшийся здесь Воропаев подтолкнул Толю к хозяину. Мещеряков собирался было возразить (не хотелось терять отменного работника, тем паче