Звукотворение. Роман-память. Том 1. Н. Н. Храмов

что кроме него, Толи, его дюжих плеч, никтошеньки беднягу не поддержит.

      – В машинное отделение – ни ногой. Там грязно. Отмыться, почиститься – и на вахту… новую! Пострел!!

      Хотел ли подлить маслица в огонь Мещеряков, не желал оного – разве важно? Его, капитана, тоже понять следует. У каждого своя частица, кроха неотымная вселенской правды. Факт.

      Словом, приступил Анатолий к исполнению новых, как сам считал, рабских обязанностей и приступил с чувством сложным, смешанным: уничижённости крайней и… восторга неподдельного. Так произошла в его жизни очередная крутая перемена, ещё одна полоса. «Ничё-ё… отмщу! отмщу!» – думал всё чаще, взволнованнее и дума сия единственно утешала подранка, в золочёную клетку попавшего. Да ещё – ангелочек с локонами золотисто-ржаными, ангел… на все ль? времена. «С Кузьмичём теперича не скоро свижусь! Как он тама, один? Большо, тяжельче внапряг…» Донимала, не хотела отпустить боль – плохо расстался с Лукониным, можно сказать, нахамил ни за что, ни про что.

      Клаве через несколько дней полегчало – своё благотворное влияние оказывали воздух чистейший, кедровый, проплывающие вдоль берегов красоты сибирские: громады глыбистые, схожие со столбовыми великанами спящими… дюны песчаные на взгорье… затоны и плёсы тенистые… ну, и, конечно же, присутствие подле неё Друга, почти брата старшего – присутствие Анатолия. Кстати, именно он тогда, после приступа сильнейшего, и отнёс девочку в её каютку-уютку – просьбу смущённую Клавы передал всё тот же Филимонов, «Лазарет Лазаретыч», то бишь. Это заело самолюбие «маменьки» и вызвало странную, нехорошую улыбку у Родиона Яковлевича.

      Итак, спустя небольшое время дочь миллионера Глазова полностью пришла в себя. Излишне повторять, что она ещё крепче привязалась к Толе, переродилась словно, ожила, неистощимой на выдумки всё чаще становилась, душою спокойной, доверчивой к нему одному и тянулась. Правда, поначалу, когда он хорошенько отдраил кожу от сажи, масла, угольной пыли, забивших все поры, да приоделся, Клава чуточку сторонилась парня: к чистюле такому ещё привыкнуть надо! Однако вскоре всё вернулось на круги своя и теперь оба, не таясь, сколько их душенькам было угодно, прогуливались по верхней палубе, играли в прятки, причём, особенное удовольствие доставляло детям использовать «старые» места, находиться там, в запретных прежде укромных уголочках, и думать-представлять, что вот-вот обнаружит непослушников кто-либо из вахтенных, а то и сам капитан Мещеряков. Для Клавы, правда, запретов на «ГРОМЕ» практически не существовало (помним!), чего никак нельзя было отнести к Анатолию-прежнему!

      Однажды они тайком посетили машинное отделение и, к радости искренней Кузьмича, Толя обещал, что будут стараться наведываться в «гости» почаще. Принесли еды с собой, после чего бывший жиган Анатолий Глазов решил «тряхнуть стариной», подсобить истопнику. Рвение это было ответно искренним, к тому же, не станем лукавить, ему хотелось, чтобы Клава посмотрела, как силён и ловок он. И добился