Сублимация любви. Роман Мамин

поцелуями шею, волосы (она дрожит всем телом). Он целует её влажную спинку (она судорожно запрокидывает голову)…

      Она покоряется его тёплым губам, ласковым рукам, в трепетном волнении еле сдерживая сладострастный крик…

      В предрассветной дымке догорала свеча, а сквозь крошечное оконце под самым потолком пробивался едва уловимый свет. Они потерялись во времени. Вот уже застучали тяжёлые засовы – это из соседних каморок выводят гладиаторов на ежедневные занятия.

      Старик Маркус принёс влюбленным еды, вина, хитро подмигнул им, шамкнул беззубым ртом, удалился, закрывая дверь за собой на тяжёлый засов.

      Вновь крепкие объятия. И Силадус, как волк, ненасытен, и Аврелия подобно волчице, и всё в этом мире опять теряет смысл…

      – Постой, любимый, – ладошкой она остановила его пылкие губы, – скоро ты станешь свободным! И тогда весь город узнает, как я люблю тебя!

      – Не боишься?! Не боишься взять в мужья меня, галла?

      – Нет, любимый, – она провел по его волосам. Они струились у нее в руках легкими волнами, как лён, – какие у тебя волосы!

      – Не боишься? – удивленно повторил он.

      – Нет! С тобой я ничего не боюсь! Даже зависти богов!

      Страшным громом боги прервали её глупые речи! А потом подземный толчок, да такой, что тяжёлые потолочные балки в каморке заходили ходуном, казалось, что земля сотряслась от ужасающих рыданий. В полутёмной каморке стало ещё темней – свеча упала, и неожиданно одна из стен хрустнула, точно свежеиспечённый хлеб – мелкие трещинки побежали по ней паутинками…

      – Что это?! – Аврелия подскочила с ложа.

      Силадус приподнялся, опёрся на руку, вслушался, но там, за окном, через мгновение всё стихло…

      – Сегодня будет большое представление, возможно, это у них… что-то, там, на арене… – спокойно опускаясь на ложе, сказал смелый гладиатор.

      – Но трещины! Балки! Я слышала… – не унималась Аврелия, страх заполнял её сознание, и женская интуиция уже не засыпала.

      – Не волнуйся, любимая! Когда идёт представление… слоны или ещё что… мало ли… там всякое бывает. Иди лучше ко мне, – он потянул её за руку, привлёк к себе и, целуя пальчики, зашептал: – Ты так красива! Твое тело… ты словно Венера! Пальчики нежные, как у ребёнка, а кожа! – он целовал её, и, чуть отстраняясь, любовался мгновение, а насладившись красотой, вновь покрывал поцелуями руки, шею. – Какая у тебя кожа! Мрамор… Венера…

      Новый страшный толчок прервал этот сладостный бред. Балки над их головами охнули, с потолка посыпалась штукатурка… Трещины на стене стали огромными! Теперь они оба насторожённо вслушивались…

      Гул нарастал… Странный гул, протяжный, тревожный. Стены дрожали… слюда в небольшом оконце под потолком лопнула и рассыпалась… С улицы доносились вопли и отчаянные крики о помощи.

      – Что это?!

      – Землетрясение!!!

      Они бросились к двери, но массивная дверь была заперта.

      – Открой! – в отчаянье заколотила кулачками Аврелия по тяжелой двери. – Открой, Маркус, слышишь меня? Открой!

      – Эй,