Сирота с Манхэттена. Мари-Бернадетт Дюпюи

вернулась в кухню и рассказала о трагедии.

      – Мадам Катрин умерла, – шепнула она на ухо конюху, который на данный момент был ее любовником. – И это муж-плотник ее убил, ни больше ни меньше!

      – Чушь несусветная! Мсье Дюкен обожал жену.

      – Страсть часто ведет к преступлению, – возразила Мадлен.

      – Хочешь меня напугать, да? – тихо проговорил он, лукаво ей подмигивая. – Ба! Да мне какое дело? Я совсем не знал мадам Катрин, меня взяли в замок после ее замужества. Хотя жалко ее, конечно.

      – Да, она была славная и простая – в отличие от мамаши, – вздохнула служанка. – Пойду-ка еще послушаю. Надо ж узнать, убил он ее или нет.

      Венсан чмокнул ее в шею, и Мадлен захихикала от удовольствия. Ни он, ни она не заметили присутствия в комнате третьего, бесшумного как тень белокурого мальчишки, который затаился за мучным ларем[13] из древесины каштана. Жюстен пригнулся еще ниже, затаив дыхание, потом посмотрел на розовую ленту в своей руке – он сберег ее на память о красивой девочке, которую утешал в детской.

      «У Элизабет теперь нет мамы, – с грустью подумал он. – Может, она вернется сюда, в замок».

      Адела Ларош пыталась держать себя в руках из опасения навлечь на себя гнев мужа. Она выплачется позже, одна, в своей спальне, горюя о дочке – единственном ребенке, дарованном ей Господом. Катрин родилась красавицей – это был чудесный младенец с белокурыми волосиками, которого немедленно отдали кормилице для грудного вскармливания, а потом и няне-англичанке – таким в воспитании, как известно, нет равных.

      В десятилетнем возрасте Катрин отдали на полный пансион в религиозное учреждение.

      «Я мало ею занималась, когда она была ребенком, да и потом тоже. Не выказывала нежности, – укоряла себя Адела. – Катрин умерла так далеко от меня!»

      Тишина, царящая в комнате, отвлекла ее от покаянных мыслей. Муж стоял у окна, сцепив руки за спиной и, судя по его позе, о чем-то напряженно размышлял. Адела знала, что для него это тяжелый удар: Гуго нежно, всем сердцем любил дочку.

      – Я дождусь письма, – внезапно проговорил он. – Не знаю, сколько времени займет его доставка во Францию, но я хочу знать все подробности смерти нашей дочки. Адела, закажи мессу за упокой ее души, жители поместья должны знать, что нашей Катрин больше нет на этом свете.

      – Да, Гуго, конечно я все сделаю.

      – О том, чтобы оставить Элизабет с Гийомом, не может быть и речи. Он не способен позаботиться о ее благополучии. Я привезу ее сюда. Наш долг – обеспечить этому ребенку достойную и безбедную жизнь. Страшно представить, что моя внучка будет нищенствовать в нью-йоркских трущобах!

      – Господи, отведи и спаси! – воскликнула Адела, вставая. – Я надеялась, что ты примешь это решение. Я не сумела уберечь Катрин, но для Элизабет стану матерью!

      Ларош обернулся, страшный в своем горе. От раздражительности не осталось и следа. Глаза наполнились слезами, и он тихо застонал.

      – Адела, мне так больно… – признался он. – Это невыносимо!

      – Мы

13

Старинный предмет мебели, служащий для хранения муки и замеса теста.