Свет на теневую сторону. Людмила Федоровна Шалина

обижался: «Вы ходите в фонд, когда вам дай заказ, худсовет или зарплату. И никого не заманишь заниматься общественной работой! За всё вам деньги плати.

      Какой общественной работой? – подумала Вера. – Окна в фонде весной она с Юрой мыла… Какого порядка хотел бывший фронтовик, какого-то мистического, закончив на днях свою картину с военной тематикой.

      Вчера Ветлова у кабинета Загорюева невольно обратила внимание на его секретаря Наталью. По скулам у неё прошёлся небрежный мазок румян, оставив царапанный след, и Наталья принялась скандалить, пытаясь сводить с Загорюевым какие-то счеты. Ветлова старалась обходить его раскрытую дверь стороной…

      По какой же такой версии можно приблизиться к бесстрастию и притерпеванию всего горького, что расплывается по воде кругами?

      28. Домашний суд.

      «…Морали до сих пор не хватало «индуктивного подхода», что быть добрым гораздо труднее, чем думали, и что для этого нужен будет, как в любом исследовании, бесконечный совместный труд…»*

      Вера навела порядок в квартире, уложила Мишу спать и села за интерьеры для школы и игровой комнаты. Школу открыли новую, но всю в недоделках. Оформлять на договорных началах было неловко – там учился её сын, и она согласилась на общественных.

      В доме было тихо. Внизу хлопнула дверь, по лестнице кто-то поднимался. Шаги шумные, тяжелые. Оступился звонком в дверь, потом открывает ключом. Кошка с руладами кошачьей нежности, побежала встречать хозяина.

      На Юре красовалась «сапожная» шапка. Встряхнул её, пошарил рукой по обоям, вспомнил, что выключатель сломан. Пригладил впотьмах перед зеркалом волосы и прошёл босиком в комнату:

      – Я тебе не наслежу? – Красивый статный рано седеющий брюнет с выцветающими как васильки глазами.

      – Вы нас извините, мы не помешали? – человек, явившийся за Юрой, не раздеваясь, оперся о косяк двери. Судя по спокойно-изучающему виду, Гулов был трезв.

      – К нам гость пришёл! Он тебя любит, – Юра обычно так задабривал жену. Снял с Вячеслава пальто, шапку и с гостеприимным радушием распахнул перед ним все дверцы шкафа:

      ––

      *Роберт Музиль, «Человек без свойств». (Курсив мой, – Л. Шалина)

      – Здесь белье, там книги. Пластинки: Рамо, Малер. – Хрустальную рюмочку нечаянно разбил и долго извинялся перед гостем.

      Гулов сел на мягкую тахту, как слон в ванну, и Вера ощутила слабый выплеск больничного эфира. Вячеслав подобрал под себя ноги, задел гипсовый рельеф и стал расспрашивать Ветлову о её работе.

      – А-а, знаю вашего Еремеева – хек замороженный. – И тихо молвил, надеясь на понимание: – Я постоянно испытываю хроническое чувство голода.

      – Сейчас хек по-польски сделаю, – спохватилась хозяйка дома.

      – Фосфору у меня и так достаточно. Я не о том!..

      Сообразив, в чём дело, Юра принялся выставлять на суд Гулова предпоследние эскизы росписи в Доме культуры от лампового завода.

      Вячеслав повернулся так, будто у него болела шея:

      – Что