Свет на теневую сторону. Людмила Федоровна Шалина

Взял гуся, и отправились с Верой за Серафимой Яковлевной к ней домой.

      – Какой уж это муж-чина, если ему и перед праздником не выпить? – рассуждала по пути Сима. – Как я, старая кочережка, сразу-то не сообразила, что гуся-путешественника, лучше завтра с балкона взять, и к обеду изжарить.

      Дома завернула гуся в сухую бумагу и подвесила в сетке за окно.

      – Вот, колбаски перед праздником достала. Раз есть белое винцо, считай, отец, стол у нас не хуже, чем у других, – шутила Сима. – И красненького тебе с сыном, на день рождения, и настойку смороднюю. С Новым годом! За здоровье всех!

      Юра был довольный, что мать не ворчливая, как жена, стоял перед телевизором с рюмкой в руках, чувствуя себя достойным гражданином, и курил под звон курантов. Аристарх Иванович надел выходной пиджак с орденскими планками, выполняя долг чести, стоял рядом с сыном, слушая поздравление. А мать, не нарадуясь, что сын цел и гусь цел, все приговаривала:

      – Дымком на меня, окури, дымком, – шутила Сима. – Супруг-то у меня не курильщик.

      – Па-ап, дай чуть курну, – просил Миша.

      Вера сидела на диване и молчала. Такая она никому не нравилась. «Да разве ж это жен-чина?!»

      Когда вышли перед сном с Юрой проветриться, Вера не могла удержаться, чтобы не высказать весёлому мужу скучную мысль:

      – …Один православный батюшка объяснил по радио «Радонеж», если у твоего отца вся грудь в орденах, а сын его пьёт, то жизнь отца прожита зря.

      – Ну, даёшь! Где это радио такое?

      27. Круги по воде.

      Через пару дней после встречи Нового года Юра явился с новостью:

      – Сужусь!

      – С кем судишься?

      – С тобой и с ними. …Брось, кыска, не горюй, завтра же иду в суд! Плюшевый мою политику одобряет. Те деньги за «Космос», которые я заработал в том году, записали на этот.

      – Значит бухгалтерии так удобней.

      – Наталье так удобно. Выходит, что в этом году я своё уже получил, и крупных заказов больше не жди.

      – Сходи к Загорюеву.

      – Сам без заказа сидит. Пойду сразу в суд.

      – Это пока экономическая борьба, а кто будет заниматься политической?

      – Революцию собралась делать? Давай! Кто будет в наших рядах? Да мы с тобой и Плюшевый. Он – голова. Ему вообще быть директором! Про себя пока молчу. …Знаешь, как мы стали на худсовете с ним на пару выступать?! …Как ты думаешь, смог бы я быть директором?

      – Не знаю.

      – Нашего Загорюева в обкоме все любят. Он каждому швейцару в рот смотрит. Дрянь, а не мужик. Плюшевый тоже не сможет быть директором, он бы всех загрыз. …Севка говорит, что я вполне мог стать директором, тем более я с высшим образованием. …Вот тогда мы с тобой свергли бы здешнее правительство и стали…, – Юра вдруг озадачился, – …конечно, если бы я любил править, а не рисовать.

      Юра опять не ночевал дома. Вера позвонила утром родителям. Иван Аристархович суховато ответил:

      – Сегодня он вынужден был заночевать у нас.

      Эти слова «вынужден был», как о необходимом деле, резанули слух.

      – Вы что, поссорились?

      – Да